Демоница смолкла, тем давая время приготовиться к ее речи юноше, а сама принялась прикрывать его тонким, серебристым одеяльцем. Яробор Живко торопко качнул головой, и с интересом воззрился на рани, малость даже напряглись черточки на его лице. Кали-Даруга подпихнула под голову мальчика подушку, и неспешно опустившись на ложе подле, почитай на сам краешек, словно страшась потеснить своими грузными формами, дополнила:

— Передать от Родителя, — голос демоницы и вовсе понизился так, чтобы не встревожить юношу.

Однако легко возбудимый Яроборка торопко вскинул вверх голову, глаза его от волнения увеличились. Рани Черных Каликамов полюбовно надавила перстами левой руки на его лоб, возвращая голову вновь на подушку и единожды лобызая кожу, да поигрывая тональностью голоса, продолжила сказывать:

— Родитель вас очень любит и весьма о вас беспокоится, — глас демоницы полюбовно напевал, одновременно успокаивая теплотой взора, где в очах в густой тьме космоса кружили золотые лепестки света. — Родитель не станет вас ноне отправлять на Землю, коли вы того сами не пожелаете, ибо встревожен тем, что вы все время думаете о смерти. Сейчас это не допустимо, так как может привести к гибели вашего естества, лучицы, души, — более доступно пояснила Кали-Даруга.

И принялась, словно птица, обустраивать гнездышко подле своего птенца. Она заправила под ноги и руки юноши одеяло, подпихнула под плечи маленькие подушки, подложила еще с десяток мелких повдоль вытянутых конечностей, и лишь потом дополнила:

— Днесь никак недолжно думать о смерти, только о жизни… долгой… спокойной. Для того будет все устроено. Потому вы будете оставаться на маковке столь долго, сколько того пожелаете, чтобы успокоится и конечно, ежели того пожелаете, научиться справляться с видениями.

Яробор Живко слушал рани Черных Каликамов внимательно, и как только она смолкла, закрыл глаза и уснул. Кали-Даруга все рассчитала до долей секунд, чтобы с последним ее словом плоть заснула, чтобы впитала ее речь и осмыслила все вже после пробуждения. Но стоило мальчику уснуть, как демоница выдержав не больше пары минут, заговорила с лучицей, и на этот раз губы ее не шевелились, а в комле слышались лишь щелчки, быстрый треск, скрип и стонущие звуки, словно воспроизводимые единым мотивом:

— Господь Крушец, наш дражайший Господь, — сказала лучице рани. — Родитель просил передать для вас, чтобы вы не тревожились. Ваш Отец будет подле столько, сколько вам понадобится. Родитель не отошлет Господа Першего из Млечного Пути. Он не станет вас расстраивать, но и вы… Вы, Господь Крушец, в ответ исполните обещанное, не теребите мальчика, вспять подтолкните к обучению, ибо это нужно вам обоим. И успокойтесь, не нужно тревожится и беспокоится, поелику вы слишком… слишком любимы Родителем. Наше бесценное чудо, наша драгоценность. Милый, любезный мальчик Господь Крушец.

Именно эта полюбовная речь демоницы и обещание Родителя, Крушецу, не отсылать Першего из Млечного Пути подтолкнули Яробора Живко к тому, чтобы после пробуждения он приступил к занятиям. Неизвестно, чем удалось снять напряжение с плоти обещанием Родителя или все же давлением Крушеца, впрочем, мальчик с этого момента стал заниматься с желанием. Яробор Живко, конечно, и сам более не хотел доставлять боль Мору, жаждал прекращения видений, и подталкиваемый успокоительной молвью лучицы, ноне прилагал все усилия, чтобы освоить даваемое Кали-Даругой.

Право молвить, по первому, он не мог справиться с видениями, хотя вмале удалось научиться распознавать их, как таковой приход. Немного погодя Яробор уже даже не терял сознания, однако все еще сохранялась корча конечностей и окаменение, как и выбрасываемый Крушецом зов на Родителя… зов, а значит и боль на Мора.

Видения, как и допрежь того, то не приходящие подолгу, то внезапно выплескивающиеся целыми пластами несли в себе один и тот же фрагмент гибели Земли от луча, пущенного из брюшка стеклянного осьминога. Или живописали плотно покрытую горами мусора местность планеты, где вперемешку лежали куски, отломки, лохмотки, шматы, фрагменты… древесины, пластика, металла, резины, стекла… одежды, посуды, мебели, инвентаря, игрушек… И где-то точно справого окоема тулился тот самый грязный, исхудалый человек. Плоть, которого едва прикрывала рвань тряпья… Черный… толи от жизни… толи от грязи, он лежал прямо в густоте того мусора и сотрясался всем телом, гулко стеная, пуская кровавую слюну изо рта.

Если вначале, Яробор Живко переживал данные видения, не проронив слезинки, в силах справиться с охватывающей его болью. То погодя, окруженный особой заботой Кали-Даруги и Богов, по мере занятий, которые не приносили ничего кроме боли Мора, начинал нервничать и сызнова упрекать себя только теперь в тупости.

— Почему, почему я не могу сделать, как ты учишь, Кали? — вопрошал он рани, мешая всхлипы и слезы, растирая перстами виски и очи.

— Ничего, ничего, — участливо говорила рани Черных Каликамов, и, обнимая мальчика, успокаивала его поцелуями своих перст. — Этому господин весьма сложно научиться. Нужно время. Вы слишком к себе требовательны и несправедливы. Мы итак каждый раз продвигаемся вперед, и днесь почти не было корчи. Все получится, важно не волноваться. Нужно быть степенней, господин и помнить мои наставления.

— Что? Что я вижу? — позже, когда приходил его успокоить Перший, мальчик обращал к нему.

— Гибель планеты Земля, — также умягчено отзывался старший Димург, прижимая юношу к своей груди и целуя в лоб и очи. — Гибель она может быть разной. Порой от собственного людского безумия и вырождения, а порой от северги Богов.

Рани Темная Кали-Даруга не только обучала Яробора Живко, она всеми силами пыталась возродить в нем желание находится подле людей, вернуться на Землю, каковое было задавлено мощным давлением Крушеца. Однако теперь, когда успокоенный обещанием Родителя Крушец перестал давить на плоть, мальчику понадобилась помощь демоницы. Потому последняя неоднократно говорила с юношей о Волеге Колояре, Айсулу, людях оставленных им на Земле и ожидающих его возвращения. Особенно часто Кали-Даруга рассказывала о девочке, поясняя, что та за ним скучает… иногда даже показывая ее образ.

— Как покажешь? — впервые услышав такое предложение, удивленно вопросил Яробор Живко.

— Покажу Айсулу, ежели желаете, мой господин. Не саму конечно, а образ девочки, — вкрадчиво проронила Кали-Даруга.

Они сидели в комле, расположившись, как и всегда на полу. Мальчик на ворсистом ковре, демоница напротив на плоском тюфяке. Яробор Живко подозрительно посмотрел на рани, точно не доверяя услышанному, а потом все же поспрашал: