Дальше текст выцвел настолько, что прочитать его было невозможно, Асмер уже хотел отложить газету, но заметил продолжение.
…
Асмер еще раз взглянул на трухлявые листы газеты, затем убрал их в папку и положил на стол. Он понял, что ошибся, когда подумал, что за яркой обложкой скрывается пустышка. На самом деле, то, что он только что прочитал, звучало довольно интересно, но весьма странно. Асмер был детективом и, в первую очередь, привык верить тому, чему имелось объяснение, подкрепленное фактами. Здесь же, в статье, не было фактов, лишь слепые утверждения человека, у которого явно были не лучшие отношения с религиями Атифиса.
С другой стороны, доказать, что сказанное им неправда, также не представлялось возможным, ведь все письменные источники, способные достоверно рассказать все о том периоде, были уничтожены. И Асмер предполагал, кто за этим мог стоять. Единственной силой в Атифисе, что способна была вычеркнуть из истории четверть столетия, единственная силой, которой было выгодно уничтожение информации, компрометирующей ее, была сила трех великих Церквей. А проводить столько работы по уничтожению улик бессмысленно, если ты невиновен.
Так что Асмер решил для себя, что поверит рассказчику. Впрочем, он и сам не особо доверял Церквям, ведь знал, что за их дружественной и привлекательной внешней оболочкой скрывается что-то не такое безобидное, как добренькие монашки и монахи с теплой, приветливой улыбкой.
Двенадцать лет своей жизни, Асмер провел за стенами приюта под покровительством Церкви души. Своих родителей он не знал и не помнил, но предполагал, что все случилось как обычно.
Его отец и мать, видимо не так уж и сильно хотели ребенка и спихнули заботу о нем на детский приют.
– Не утопили в канаве, – иногда думал Асмер. – И на том спасибо.
Так что первое, что увидел Асмер, когда мог уже соображать – было лицо настоятельницы приюта в большой комнате с кроватями и облупившейся краской на стенах. Единственной чертой ее лица, которую он запомнил, была обвисшая складка между бровями, возникшая от того, что монахиня постоянно хмурилась. Как и все взрослые в приюте она был злой и, казалось, ненавидела детей. Монашки относились к Асмеру и остальным ребятам, как к мусору, и не гнушались оскорблять их и бить за малейшую провинность. Все это происходило, конечно, за стенами приюта, там, где издевательства не были видны посторонним.
Ведь нельзя было порочить церковь Души!