Что-о-о??? Он не выспался что ли? Выглядит вроде хорошо: кожа здорового цвета, зеленые глаза дьявольски светятся и синяков под ними не наблюдается. А костюм сегодня на Тирексе черный и даже рубашка черная. Настоящий повелитель зла.

— И не забудьте про подарок тете к 8 марта, — напомнил Никита.

Ларский недовольно закряхтел, а потом пробормотал:

— Хорошо. Сегодня что-нибудь поищу.

Сам поищет? Удивительно…

— Еще Галина Юрьевна хочет, чтобы вы произнесли вступительную речь на ее вечеринке в пятницу вечером.

На лице Тирекса появилось отвращение, словно он наступил на что-то мерзкое.

— Там же будут одни женщины, зачем ей я?

— Сами с ней об этом разговаривайте. Мое дело — передать ее слова.

Сказав это, Никита развернулся и самым наглым образом вышел из кабинета, оставив меня один на один с Тирексом, который, прошу заметить, ни выразил ничего по поводу самовольного ухода его секретаря!

— Итак, госпожа…как вас там?

— Соловей. Аня Соловей, — произнесла я, чуя подвох.

Сегодня я во всем чуяла подвох. В зубной пасте, которая лопнула на конце и испачкала мою любимую пижаму. В точилке для ножей, которая выскочила у меня из рук и, упав на пол, развалилась. А еще на улице, в общественном транспорте и в кафетерии компании.

— У вас родители орнитологи что ли? — раздраженно спросил Ларский.

— Нет, мои родители не были орнитологами. — На «не были» я намеренно сделала акцент, чтобы Тирексу стало неудобно, но ничего подобного.

— Ясно, — бросил он, откинувшись на спинку своего дорогущего на вид кресла. — Ну что, поговорили с отделом кадров?

— Поговорила. Вышла путаница. На место вашего секретаря я не претендовала.

— Это я уже понял, вы же не самоубийца.

Не самоубийца, но из-за моего невезения порой кажется, что я в действительности хочу себя угробить.

Ничего не сказав, я лишь помотала головой, снова глядя сквозь Ларского. Если буду смотреть прямиком в его зеленые глаза, то снова почувствую себя испуганным кроликом.