«Сначала я сомневался, — отвечал я, — а теперь теряюсь в догадках: что могло обратить нашу дружбу в ненависть? Вчера еще братья, сегодня враги…»

«Враги именно потому, что братья, — оборвал меня дон Альваро, вынимая шпагу. — Братья по моей сестре. Вперед, вперед, дон Фернандо, со шпагой в руке!»

«Вы знаете, — ответил я, — что это приглашение дважды повторять мне не нужно. Но я жду: скажите о причине нашей поездки сюда. Я хочу знать, что настроило вас против меня? Дон Альваро, в чем я перед вами виноват?»

«Обвинений столько, что я предпочитаю молчать. И одно напоминание о них заставляет меня вновь пережить нанесенное мне оскорбление и еще раз поклясться, что я смою его твоей кровью. Живо шпагу из ножен, Фернандо!»

Я просто не узнавал себя, до того спокойно я выслушал его гневные слова, его вызов.

«Драться с вами я не буду, пока не буду знать, почему я дерусь», — сказал я.

Он выхватил из кармана пачку писем:

«Узнаете эти бумажонки?»

Я вздрогнул:

«Бросьте их на землю, я посмотрю».

«Ну что же, соберите их и прочтите».

Он швырнул письма на землю.

Я их подобрал, пробежал глазами: да, то были мои письма.

Отрицать это было невозможно; я стоял перед лицом оскорбленного брата.

«О я глупец! Горе безумцу, доверившему бумаге свои сердечные тайны и честь женщины! — воскликнул я. — Ведь письмо — это летящая стрела: известно, откуда она пущена, но неведомо, где она упадет и кого настигнет».

«Так что же, узнали вы письма, дон Фернандо?»

«Они написаны моей рукой, дон Альваро».

«Тогда обнажайте шпагу, и пусть один из нас падет во искупление попранной чести моей сестры».

«Я жалею, что ваш поступок и угрозы, дон Альваро, мешают мне просить у брата руки его сестры».

«Трус! — крикнул дон Альваро. — Увидев шпагу в руке брата опозоренной им женщины, он обещает жениться!»