Глава 2

Валериан Менгск — двадцать два года, превосходный, блистательный, и, пожалуй, несколько надменный от осознания собственного превосходства — принял стойку «к бою». Он стоял босиком на деревянном полу; высокое и гибкое тело было завернуто в традиционные боевые одежды кейкогаи и хакама. Уверенность, с которой юноша держал эфес четырехсотлетнего меча, выработалась за годы практики. Оружие, элегантное, прекрасное и смертоносное, стало продолжением его самого. Валериан уже давно не думал о нем как-то иначе.

Свет свечей отражался от изящного клинка. На заднем плане играла спокойная музыка, а в двух больших каминах потрескивала, сгорая, ароматная древесина. Валериан неподвижно застыл в позе, известной как «стойка всадника», сохраняя позицию с терпением хищника. Его мускулы были напряжены в готовности к действию, а острие меча направлено в горло воображаемого противника.

Без единого лишнего вздоха юноша взорвался вихрем движений.

С быстротой и точностью Валериан одну за другой сменял сложные, грациозные позы. Блок, удар, поворот, выпад, нырок, перекат, прыжок — лезвие вновь и вновь со свистом рассекало воздух. Дыхание юноши участилось, оставаясь при этом по-прежнему ровным.

Закончив, Валериан смахнул воображаемую кровь с клинка; быстрым, почти высокомерным жестом, взмахнул мечом над головой и вложил его в ножны, а затем замер без движения, полностью контролируя дыхание — так, что ни один враг не ощутил бы слабости в момент вдоха. Бисеринки пота блестели на лбу Валериана, отражая свет камина так же, как мгновением раньше отражал его клинок.

Юноша выполнил церемонный поклон и на этом закончил.

Валериан вернул меч в стойку, а затем повернулся к небольшому столу, заставленному старыми бутылками и бокалами и выбрал напиток: портвейн был стар — как и графин, содержавший коричневую жидкость, и небольшой бокал, в котором сейчас плескался напиток. И то, и другое подходило ему.

Валериан поднял бокал, изучая, как жидкость пропускает свет, вдохнул аромат и сделал глоток. Отец Валериана любил рубиновые сорта портвейна, сам же он предпочитал золотистые. Это был один из тех немногих способов, которые Валериан использовал, чтобы — хотя бы для себя самого — бороться с подавляющим авторитетом отца. Он предполагал, что не одинок в своей непокорности. Дети великих людей постоянно старались выйти из тени своих родителей. Некоторым это не удавалось. Их имена обращались лишь в мусор, который история поглощала точно так же, как чужая уникальность и одаренность оказывались поглощены наследием родителей.

Валериан поклялся, что не разделит такую судьбу.

Он сделал еще один глоток. Сладкая как сироп жидкость обволокла язык и скользнула в горло. Затем он коснулся нескольких тускло светящихся клавиш на стене. Часть стенной панели сдвинулась вверх, и выдвинулась гладкая черная платформа. Валериан сел в мягкое кожаное кресло и приготовился к просмотру.

Над платформой появилось зыбкое трехмерное изображение. Он уже видел его по меньшей мере сотню раз. Он выучил наизусть каждый блик, каждый неловкий поворот, каждое резкое приближение. То, что он видел сейчас — это вся задокументированная информация об инопланетном создании, будоражащем умы тайной своего происхождения.

Движущиеся изображения отражались на лице Валериана. Он смотрел внимательно, вспоминая тот момент, когда увидел эту запись впервые. Люди, протоссы и зерги, кричащие в агонии и испускающие последний вздох, нисколько его не интересовали. Он смотрел лишь на артефакт, и голод, пожирающий юношу изнутри, не мог быть утолен столь несовершенными изображениями. Он походил на изголодавшегося человека, которому предложили печенье и стакан воды. Это лишь обостряло его голод.

Валериан всегда увлекался древними цивилизациями. Еще ребенком он любил выходить из дома — непременно в сопровождении двух вооруженных солдат — и рыться в грязи в поисках «сокровищ». Каждый раз, наткнувшись на нечто достаточно странное, он тщательно проводил «раскопки» — и, в конечном итоге, его мать с удивлением обнаружила, что стала владелицей целой коллекции камней необычной формы, окаменелых деревяшек и маленьких раковин.

Арктур, когда Валериан видел вживую «великого человека», что случалось ровно дважды до недавнего времени, всячески принижал его увлечение и говорил матери, что та воспитывала женоподобного книголюба и слабака. Взрослея, Валериан получил возможность доказать даже своему скептически настроенному отцу, что пусть он и был книголюбом, ни женоподобным, ни слабаком назвать его было нельзя. С восьми лет у Валериана появились тренеры по владению оружием, как древним, так и современным. Он стал мастером фехтования и восточных единоборств, а также легко и непринужденно передвигался в полной боевой экипировке с винтовкой Гаусса.

Больше всего он любил культуры, объединяющие войну с искусством. Самой великой страстью Валериана стало антикварное оружие. Он любил его за красоту, скрупулезность изготовления и древность. Арктур одобрял такие коллекции, поскольку такие штуки могли убивать людей. Благодаря этому увлечению двое мужчин сумели найти что-то общее, а, следовательно, именно оно и являлась главной темой их разговоров.