"Вы только представьте — от трех до пяти тысяч переселенцев в год прилетают на нашу планету. Не впечатлены? Я тоже. Но в отличие от вас, дамы и господа я снова и снова спрашиваю себя: "Почему метрополия из года в год отправляет сюда людей, если это экономически неоправданно"? Ответ прост, дамы и господа. История повторяется. Словно в семнадцатом веке, государства метрополии избавляются от неугодных, ссылая их в колонии…Однако, хочу вам напомнить, что именно из колоний, когда-то образовались…"

"Политическое обозрение", выпуск N 217

Лысоватый мужчина лет пятидесяти с небольшим пристально рассматривал своего будущего собеседника, который, в свою очередь, столь же пристально изучал его. Справедливости ради, стоит отметить, что какой-то необходимости в этом не было. Ни тот, ни другой не испытывали друг к другу ни ненависти, ни симпатии, ни каких-либо иных чувств, что, впрочем, лучше всего характеризовало, связывавшие их профессиональные отношения. Причина, побудившая обоих, к изучению собеседника имела, в основе своей, культурный характер, а проще говоря — с определенного момента виртуализация рабочего пространства привела к тому, что в рабочих кабинетах было банально не за что зацепится взглядом и, таким образом, время от времени покидавшие виртуальную реальность, люди невольно тянулись к наиболее "реальной" части окружающего пространства, а именно друг к другу. Конечно, всегда имелась возможность украсить кабинет всевозможными безделушками, статусными предметами и тому подобным, но в данном случае подобное украшательство вступало в конфликт с привычками Готлиба Майера, хозяина кабинета и, по совместительству, начальника Андрей Вортова, который в это время ерзал на стуле и, время от времени, поглядывал на начальственный монитор толщиною с ноготь, пытаясь уловить настрой шефа.

— Неплохо, — сухо прокомментировал Майер. — Графику Энрике делал? Можешь передать ему, что я восхищен.

Андрей с сомнением посмотрел на шефа, в очередной раз не в силах отличить сарказм от искреннего одобрения. Безэмоциональный голос Майера одинаково хорошо скрывал любые чувства.

— Так значит… — начал было Андрей, но был сразу же прерван:

— Нет, — отрезал Готлиб — Ничего это не значит. Программа закрывается, а тебе могу лишь предложить поработать на ниве светской хроники.

— Кажется, я не совсем понимаю, — в одно предложение выразил свое отношение к разговору Вортов.

— Вот! — Майер назидательно поднял палец вверх, что в сочетании с невыразительной, практически отсутствовавшей, мимикой, выглядело абсолютно неестественно, — В этом и заключается твоя главная проблема.

Готолиб снял и положил на стол очки с толстыми, почти сантиметровыми линзами, основной особенностью которых была невероятно сложная структура стекла, позволявшая человеку с идеальным зрением носить данный аксессуар "под двадцатый век" без всяких негативных последствий для глаз.

— Андрей, скажу тебе честно, — глядя подчиненному в глаза, продолжал Готлиб — если бы не Инга, этого разговора бы не было. Она всегда умела веревки из меня вить… Но, что есть, то есть и сейчас вместо того, чтобы по-тихому распрощаться я делаю тебе предложение. Но, как видно, жизненных уроков ты не извлекаешь, а все также упорно продолжаешь… как там было по-русски… а, танцевать на граблях.

— Позволю себе не согласиться, Готлиб, — хмуро ответил Андрей, — Материал был стоящий. И то, что Эдем подал на нас в суд за один лишь анонс в моем виртуальном блоге тому подтверждение. Это была бомба!

— Которую ты, не раздумывая, швырнул в пруд с дерьмом, обляпав себя и всех окружающих, — Майер заметно повысил голос, в котором, однако, все также нельзя было уловить ни малейшего проблеска эмоций.

Выпускающий редактор провел ладонью по поверхности стола и, пару секунд спустя, в одном из ящиков появился серый пластиковый стаканчик с такого же цвета порошком на дне. Готлиб немедленно потянулся к кулеру с водой, давая тем самым время им обоим. Себе, чтобы немного остыть. Андрею, чтобы осознать — ситуация гораздо хуже, чем ему казалось.

В этот момент ощущение того, что он не вписывается, как-то по-особому дополнило его восприятие и позволило понять то, что Готлиб еще только собирался разъяснить — Андрей уже не был своим. И теперь, когда все начало ставать на свои места, казавшиеся ранее незначительными детали, стали волновать Андрея все сильнее.