Глава 44

С рассветом караулы на внешних укрепленных постах сменились. Катон повел свою половину центурии вниз по склону в лагерь. Напряжение ночного дежурства спало, и люди предвкушали день отдыха, такой желанный ввиду предстоящего выступления армии. Ведь впереди, и очень скоро, их снова ждали походные тяготы, долгие переходы с полной выкладкой, сооружение походных лагерей и день за днем овсянка из походных котлов.

Хотя ясное небо сулило очередной погожий денек, Катон этим утром никак не мог разделить благодушное настроение своих людей. Нис умер. Война сама по себе отнимает достаточно человеческих жизней, чтобы к этому счету добавлялись еще и жертвы трагических случаев. А смерть Ниса также отягощалась таинственными обстоятельствами его исчезновения. Гибель в сражении — вещь печальная, но, по крайней мере, ожидаемая, не вызывающая подозрений. А с этой смертью явно было что-то неладно, особенно в свете того, как держался и вел себя Нис в последнее время. С этим следовало разобраться, но единственным ключом к случившемуся могла стать находившаяся у юноши под туникой полоска ткани с начертанными на ней странными знаками. Он был убежден, что разгадка этой тайны каким-то образом связана с Вителлием. Трибун заморочил Нису голову и подтолкнул его к соучастию в каком-то темном, затеянном им же самим предприятии. Катону срочно требовалось с кем-то поговорить. С человеком, которому он мог бы довериться, который воспринял бы его подозрения всерьез. Макрон? Но центурион с равной вероятностью мог или высмеять его опасения, или решить дать истории официальный ход. Нет, это должен быть кто-то другой. Лавиния? Ну, конечно. Нужно найти ее, отвести подальше от лагеря, в какое-нибудь укромное местечко, и там излить ей душу.

Он разоружился, снял панцирь, отскреб с рук и лица засохшие брызги крови и переоделся в свежую тунику.

Перейдя мост, юноша не мог не заметить царившего в южном лагере оживления. Армия готовилась к маршу. Катону пришлось пробираться мимо бесконечных рядов повозок, составлявших обозы императорской свиты и преторианской гвардии. В отличие от пасмурных настроений, витавших на северном берегу, здесь все полнилось живым нетерпением, как будто ожидался впечатляющий военный парад или триумфальное шествие, а вовсе не трудный поход, чреватый боями с решительно настроенным и опасным врагом. Самую громоздкую часть императорского груза составляла роскошная мебель, взятая из дворца. Отнюдь не рассчитанная на дальние перевозки, она местами уже утратила лоск. При бесчисленных подводах, нагруженных огромными сундуками с одеждой, музыкальными инструментами, драгоценными столовыми сервизами и прочими предметами роскоши, состояли толпы изнеженных, не приспособленных к походной жизни дворцовых рабов. Обоз преторианцев включал в себя возки с великолепными церемониальными доспехами, предназначавшимися для торжественного вступления в Камулодунум, поверженную вражескую столицу.

Кое-как выбравшись из скопления фургонов, телег и прочих транспортных средств, Катон направился к огороженной территории, отведенной для императорской свиты. Большие ворота, соединявшие ее с главным лагерем, были сейчас открыты не полностью. Караул возле них несла дюжина преторианцев в белых туниках и при полном вооружении. Когда Катон приблизился, стражи скрестили копья:

— Цель твоего визита?

— Встреча с подругой. Личной служанкой матроны Флавии Домитиллы.

— Есть у тебя пропуск, подписанный главным секретарем?

— Нет.

— Тогда и входа нет.