Покинув палатку, Катон вопросительно посмотрел на Пизона.
— Дрянное утро, — произнес шепотом тот. — У штабных шатров ночью произошла заварушка.
— Заварушка?
— Вроде того. Какой-то вор попытался ограбить легата, потом приласкал мечом караульного, а сам был таков. Веспасиан рвет и мечет. Орет на трибунов, ну а те, понятное дело, отыгрываются на нижних чинах.
— Ох ты! А что украли, известно?
— Ничего ценного, по всей видимости. Но бедолага, который наткнулся на вора, недолго протянет.
— Плохо дело.
Катон постарался произнести это сочувственным тоном, хотя в первый миг у него отлегло от души. Однако он тут же представил себя на месте несчастного и понурился, ощутив двойной груз раскаяния и стыда.
Пизон покровительственно похлопал его по плечу:
— Не кручинься, сынок. Такое бывает. Будь доволен, что это стряслось не с тобой.
Уткнув подбородок в ладони, трибун смотрел на сидевшего напротив легионера. Колотая рана в верхней части бедра того была довольно глубокой. Крови из нее вылилось много, и Пульхр порядочно наследил, пока ее не зажал. Теперь он, сопя, перевязывал ляжку. К счастью, удар пришелся достаточно высоко, повязка не будет видна, и никто ничего не заподозрит. Да и опасности эта царапина вроде бы не представляет, хотя (об этом трибун подумал с усмешкой) на марше она, безусловно, даст знать о себе. Этот раззява покрутится, и поделом, — в другой раз будет умнее. Правда, другого раза в сложившейся обстановке может не быть вообще. Веспасиан приказал удвоить охрану, и теперь в штабную палатку не сумеет проскочить даже мышь. А этот малый — вовсе не мышь. Хотя повторить попытку ему, пожалуй, придется.
— Я полагаю, тебе не терпится вернуться в Рим? — спросил он, наливая легионеру вина.
— Что правда, то правда! — фыркнул Пульхр. — С меня достаточно подковерной возни. Я хочу вернуться к нормальной воинской службе.
— Мне кажется, служба в преторианской гвардии — это та же солдатчина, — мягко заметил трибун.
— Это та солдатчина, которая мне по вкусу. А здешняя — нет.
— Но ты согласился на нее добровольно.
— Верно. Но за те денежки, о каких мы договорились, охотников нашлось бы немало.
— Для такого дела не всякий подходит, — с нотками уважения в голосе сказал трибун. — Далеко не любой обладает талантом проникать куда угодно, развязывать языки кому надо, а тех, кто не нужен, без лишней возни устранять. Кстати, ты точно не узнал парня, с которым схватился в палатке? Которому удалось подколоть тебя, как свинью?
— Нет. — Ответ дышал гневом. — Но я непременно выясню, кто это, и он у меня помучается, прежде чем сдохнуть. Я даже платы за то не возьму.
— Прекрасно, но не тяни с этим делом. Потому что он может узнать тебя раньше и тебе волей-неволей придется впутать в это дело меня.