Около полутора миллионов беженцев погибли в пути. Жилые дома и общественные здания Германии превращались в обломки и в пепел в результате бомбардировок союзников. Число жертв этих бомбардировок среди гражданского населения достигло 600 тысяч. Повсюду царили разочарование и отчаяние, как из-за сложившейся ситуации, так и из-за требования союзников о безоговорочной капитуляции, к которой Рузвельт по-прежнему склонялся, несмотря на ее многочисленные отрицательные стороны. Своим бескомпромиссным требованием «delenda est Germania» («Германия должна быть разрушена». —
Настроение населения и его страдания отчетливо просматриваются в объемистом отчете III управления (внутренняя СД) РСХА (Главное управление имперской безопасности):
«С начала советского наступления каждый член общества понимает, что мы оказались перед лицом величайшей национальной катастрофы и что это будет иметь самые серьезные последствия для каждой семьи и для каждого гражданина… Население тяжко страдает от терроризирующих бомбежек. Связи между людьми повсеместно разрываются. Десятки тысяч мужчин на фронте не знают, живы ли их родные, жены и дети, и где они…»
«Впервые в этой войне стали заметно ощущаться трудности с продовольствием. Существующих рационов людям не хватает, чтобы наесться. Не хватает картофеля и хлеба».
«С момента советского наступления пораженческие настроения в том общем смысле, в котором это слово сейчас используется, стали повсеместным явлением. Никто не может себе представить, как мы все еще можем победить или даже мечтать о победе в этой войне…»
«Всякое планирование становится невозможным делом…»
«В последние годы германский народ был готов на любые жертвы. Теперь же впервые он начал ощущать усталость и истощение. Люди все еще пытаются уверить себя, что это не конец. До самых недавних пор еще существовали остатки надежды на чудо, которую искусная пропаганда о новом оружии поддерживала с середины 1944 года. В глубине сердца люди все еще надеялись, что, если фронты смогут хоть как-то удержаться, мы могли бы прийти к какому-то политическому решению в этой войне. Но теперь никто не верит, что с нашими нынешними ресурсами и возможностями катастрофы можно избежать. Последняя искра надежды таится в некоем спасении извне, в каком-то совершенно экстраординарном событии, каком-то секретном оружии чудовищной мощности. Но даже эта искра надежды умирает…»
«Многие приходят сейчас к мысли покончить с собой. Спрос на яд, на пистолет или какой-либо иной метод свести счеты с жизнью очень высок. Самоубийство в порыве отчаяния от неизбежности приближающейся катастрофы стало обыденным делом…»
«Вера в руководство последнее время резко упала. Повсюду господствует критика партии, отдельных лидеров и нашей пропаганды». «Не может быть никаких сомнений в настоящей ненависти к врагу. Повсюду явный страх перед Советами. Отношение народа к британцам и американцам — критичное…»
Этот отчет отражает целый спектр реакций на безнадежность ситуации — от дикого принятия желаемого за действительное до черного отчаяния. Предложения и действия ведущих политических и военных кругов в эти последние месяцы и недели, предшествовавшие окончательному крушению, породили подобную разнообразную гамму эмоций, надежд и намерений. Они простирались от планов внутренней политической реорганизации, частично вызванных жаждой власти их авторов, через открытые и тайные попытки поисков мира и мечтаний, основанных на невозможных событиях, до фанатических призывов к борьбе до конца, которая ведет только к самоуничтожению.
Примечательной среди внутренних политических мер, нацеленных на концентрацию власти в руках партии, была записка, подготовленная Борманом в марте 1945 г. и озаглавленная «За сохранение руководства НСДАП»; ее конечной целью было восстановление позиций главы партийной канцелярии.
То же можно сказать о плане перестановок в кабинете министров, предложенном Геббельсом в середине февраля. Гитлер должен был остаться главой государства, Геббельс брал на себя функции канцлера и министра иностранных дел, Гиммлер — функции военного министра и главнокомандующего вермахтом, и Борман — функции министра партии. В основном целью здесь было увеличение власти министра пропаганды (Геббельса) и концентрация военных полномочий в руках рейхсфюрера СС (Гиммлера).
Даже внутри СС возникали амбициозные планы. Проект памятной записки от 3 апреля 1945 г., возможно написанный штандартенфюрером (полковником) СС Франке-Грикшем, руководителем отдела кадров в РСХА, был озаглавлен «Движение за свободу в Германии». На первый взгляд ее главные цели состояли во внутренней чистке партии и в налаживании новых внешнеполитических контактов, но это было явным знаком существования оппозиции внутри системы. Предполагаемая чистка должна была освободить партию от «дегенеративной партийной бюрократии и вездесущих продажных партийных бонз, укоренившихся в руководстве государства, партии и партийных организаций, которые обманывали самих себя и других в течение стольких лет», а также от «извращенного негерманского культа фюрера внутри страны и пустого, бессмысленного высокомерия власти во внешней политике». Германский народ было необходимо уберечь от «поворота к устаревшей концепции капитализма, политически активных клерикалов, раскалывающих партию пререканий по поводу парламентской демократии, узкой австрийской, баварской, рейнской и прочей разобщенности, а также коммунистической классовой борьбы, которая разделяет нацию».
А настоящей целью предполагаемых внутриполитических перемен было утверждение Гитлера в качестве канцлера наряду с его ролью в качестве фюрера. «Воля народа» должна была выражаться через две палаты: первая — германский «фолькштинг» (народный «штинг» — это собрание древних германских племен), состоящий из районных представителей, избранных тайным всеобщим голосованием; вторая палата, «орденсрат» (совет провинций), должна была избираться с учетом «самых строгих стандартов из кандидатов с проверенными политическими, солдатскими и личными качествами». Правительство должно было нести ответственность перед обеими палатами, гарантируя свободу слова, но и также подавляя подрывную политическую агитацию.
Внешнеполитическая программа включала в себя «мирное урегулирование в Европе» из двенадцати пунктов, самым заметным из которых было создание «Скрепленного клятвой Европейского сообщества», включающего в себя все европейские нации; тем не менее они сохраняли свое автономное существование и право «свободно создавать свои собственные политические организации». Кроме того, предлагалось создание «Европейской арбитражной системы»; долгосрочной целью было добровольное вступление в германский рейх.
Внешне это была идея организовать Европу по «зову крови», какой ее всегда предрекал Гитлер, хотя и смягченная допущением принципа федерализма, но с исключением любых претензий на единоличное лидерство Германии. По сути здесь явно наблюдалось стремление к отказу от принципа диктатуры и попытка вернуться к принципу разделения властей, хотя заметное влияние тоталитаризма все еще сохранялось в принципах формирования второй палаты, а также в призыве к подавлению политической «агитации». Еще более четко это проявилось в отказе от политических партий и парламентской демократии и в критике «политически активных клерикалов и капитализма». Равным образом одной из главных целей была строгая централизация, а идея деления Германии на малые самостоятельные структуры отвергалась.
Что касается внутренних политических изменений, то рейхсминистр и бывший лидер «Стального шлема» Франц Зельдте в своих рассуждениях пошел даже дальше. В беседе с Гиммлером и Шелленбергом, руководителем VI управления РСХА (внешняя СД, разведка за границей) и возглавившим также военную разведку (абвер) с момента ареста адмирала Канариса, Зельдте выразил мнение, что диктаторский характер системы должен быть ликвидирован. На Нюрнбергском процессе Зельдте выдавал себя за давнишнего сторонника двухпалатной системы, и в том разговоре он явно настаивал на разделении законодательной и исполнительной властей, требуя отмены Народного трибунала[1] и проведения выборов для того, чтобы разрушить однопартийную систему и позволить создание других партий. Вечером накануне пятьдесят шестого дня рождения Гитлера Зельдте предложил Шелленбергу заставить Гитлера на следующий день заявить о передаче власти Гиммлеру и введении всех этих мер.
Зельдте был не единственным, кто обсуждал изменения во внутренней политике с высшими чинами СС. Для любого, кто замышлял устроить перемены на вершинах власти, не важно, были ли его мотивы моральными, патриотическими или эгоистическими, открывались только две возможности: он должен был заручиться поддержкой либо вермахта, либо СС. Однако после провала попытки переворота 20 июля 1944 г. на вермахт в этом отношении уже нельзя было опираться. Все последующие попытки покончить с Гитлером и его ближайшими советниками требовали содействия СС, а посему носили отпечаток оппозиции изнутри системы. Все они базировались на нерешительности Гиммлера, который, подобно всем другим заговорщикам, не мог заставить себя нарушить клятву верности Гитлеру. Эта верность, глухая к голосу разума, порождала много споров, но в германской шкале ценностей того времени это было главенствующим абсолютным фактором, который мог быть искоренен лишь тотальным поражением и долгим процессом переоценки ценностей. Это достаточно очевидно из замечания, сделанного генерал-полковником Йодлем, находившимся в тюрьме: «В эти дни неверность стала моральной доблестью — какая потрясающая смена ценностей!»
Таковы были усилия оказать влияние на исход войны и предотвратить угрожающий коллапс рейха посредством внутренних перемен. Теперь рассмотрим, какие инициативы в отношении внешнеполитического курса страны поступали в эти последние несколько месяцев.
Все планы и предложения исходили из запоздалого осознания того, что Германия проиграла войну в военном отношении и что ее будущее существование зависит от того, примкнет ли она к Западу или к Востоку. В их основе лежала надежда на крах вражеской коалиции, что приведет к полному пересмотру обязательств между союзниками. По многим причинам сторонники западной ориентации имели преобладающее большинство — сыграл свою роль широко распространявшийся столетиями страх перед Востоком, общность ценностей западной цивилизации, а также убеждение, возникшее в имперский период существования Германии, что смертельная борьба между немцем и славянином неизбежна. Гитлер использовал страх перед Востоком для своих целей и маскировал собственные экспансионистские планы теорией неизбежности германославянского конфликта.