- Большое спасибо!

Провожаемый улыбками и заинтересованными взглядами всех сидящих за столом, я подошел к напряженной, как струна Вере, опустился на одно колено и взял ее вздрагивающую ладонь в две свои:

- Любимая! Мы не сможем больше встречаться. У меня появилась постоянная женщина…

Я покаянно опустил голову под смешки и напряженное внимание присутствующих:

- …и это очень серьезно…

Преодолевая нерешительное Верино сопротивление, я прижал три сцепленные ладони к губам и сымитировал всхлип:

- У меня вчера мама с дачи вернулась!

И я кивнул в сторону мамы, под хохот присутствующих…

Когда я, с довольной улыбкой, поднимался с колена, выпуская ладонь девушки, то Вера неожиданно и весьма больно, на короткое мгновение, сжала мои пальцы.

Могу собой гордиться, на моем лице не дрогнул ни один мускул! Более того, я отпустил великолепный, в своем лицемерии, комплимент:

- Спасибо, что согласились подыграть! Мы могли бы выступать дуэтом… на сцене!

В ответ я удостоился не менее лицемерной улыбки и злого взгляда красивых изумрудных глаз.

Время уже приближалось к часу ночи, и гости ресторана начали постепенно расходиться.

Стали собираться и мы. Клаймич попытался тайком расплатиться за всех, но это было бдительно пресечено остальными присутствующими. Затем, весело галдящей компанией, мы двинулись к центральному входу "Жемчужины".

В самой гостинице проживал только Клаймич. Его ленинградские друзья, с "няшей" Оленькой, жили в санатории им. Орджоникидзе, Вера с родителями в санатории ЦК, ну, и мы рядом с ними, в "Салюте".

- Витя, так я заеду завтра после обеда? - уточнил Клаймич.

- Давай завтра в кино сходим? - шепот "няши" и влажный клочок бумаги с номером телефона, сунутый мне в ладонь.

- Семь утра… - и чуть дрогнувшие, в согласии, ресницы Веры…