– Спрячь ружье сынок, не ровен час, выстрелит.

Звездочет пораженно смотрел на сухонькую, опрятную старушку в цветастом платке, что прошла мимо него тяжелым шаркающим шагом к полкам.

– Сидорович, это что… – побелевшими губами прошептал сталкер.

– Это Прасковья Павловна, здешняя хозяйка. Всю кровь уже мне выпила.

– В самом деле? – посторонился сталкер, рассматривая старушку, которая что-то искала на полке.

– Ну, плешь она мне всю уже проела. Бывает, находит, что-то на нее, встает значит, из могилы и бродит. И не зомби, какой ни будь, не выворотник, а самое что ни на есть приведение. Сначала думал, это она мне спьяну видится. Бывало во время выброса как напьёшься до зеленых чертей, не к месту будь сказано, то иной раз и видится чего и похуже. А тут смотрю вроде трезвый, а опять вона бродит, да все ругается, что заставил ее погребок железяками. Вначале думал что артефакты, будь они не ладны, ее притягивают. Ниже нас ведь еще один уровень, знатный такой, освинцованный, в несколько метров толщиной, куда все артефакты, что ваш брат сталкер из зоны в здешнем секторе находит и сдает государству за кровные, складываются после детальной описи. Они потом забираются несколько раз в месяц специальной бронедурой, что приезжает в сопровождении танковой колонны и вертолетного прикрытия. Да что я тебе как новичку зеленому рассказываю, сам все знаешь лучше меня. Так вот заходит однажды ко мне Прасковья Павловна, а я раз, да и положи на стол брошку, красивую такую, она только мимо прошла да и сказала убрать эту пакость. Дождется она у меня, найду я ее могилку, да и забью вот такой осиновый кол.

– Да ты никак в естествоиспытатели решил записаться?

– А что ваша наука, сынок, – вдруг бросила от полки Прасковья Павловна – всю землю перепахали, испоганили, ишь как качает, вот и не лежится в земле. Так мало земли, за небо взялись, конец света на дворе, одна темень пожирает другую, а люди что? Раз и нет людей, исчезли, будто и не было никогда. Вот дождетесь, поглотит вас тьма бездонная, где ни света, ни проблеска.

– Бабушка, а как оно, на том свете? – прошептал Звездочет, прислушиваясь к гулу и содроганиям земли.

– По разному, сынок, кому как Господь присудит, так и есть.

– А вы и Бога видели?

– Поздно о Боге вы вспомнили, но хорошо хоть теперь церкви то открыли. Не видела я сынок, куда мне грешной. Вот, выпей – она протянула темную склянку, которую, видимо и искала на полке.

Сталкер послушно взял бутыль, и хотел было прикоснуться к старческой руке, но пальцы поймали воздух.

– Да ты пей, пей и ему дай – она кивнула на распростертого на столе человека.

Звездочет процедил сквозь зубы горькую жидкость, что вспыхнула огнем, зазвенела, принеся с собою непонятную легкость, мир завертелся перед глазами, послышалось непонятное шуршание, будто от помех в эфире. Между тем Прасковья Павловна прошла мимо разинувшего рот Сидоровича, погрозила ему пальцем и положила призрачную руку на лоб раненному.

– Нет ему покоя ни на небе, ни на земле, неприкаянный он. Ни к мертвым не берут, ни к живым не пускают.

Почва перестала сотрясаться, медленно зарделся тусклый аварийный свет и старушка начала таять.

– Чистая душа он, генерал, как белый лист чистая, что напишете на нем, то и будет. Лишь он один знает…

Но что сказала Прасковья Павловна, они не расслышали, цепь аномальной защиты вспыхнула на полную силу, и та исчезла.

– Тфу ты, наваждение – сплюнул приемщик – и почудится такое.