- Митрич, да я знаешь какую броню тебе подгоню - в огне не горит и в воде не тонет!
- Знаю я, Брама батькович, что в воде не тонет. Такого же качества, а?
- Зря ты так, наши деды военпром за пояс заткнут. И знаешь чего, завязывай с отшельничеством, у нас на Арсенале старикам почет, а коса… ну так бывают протезы и страшнее. Насмотрелся я чудес советского Минздрава, видел, что нашим ребятам, которые руки-ноги в Баграме оставили, вместо благодарности предлагают – вот это действительно страшно.
- Да оно, сынки, мне одному как-то привычнее, отвык я от людей, да и коза пропадет без меня.
- Не горюй, Митрич - доставим твою Маньку, только ты ей намордник заранее одень, от греха подальше. Народ у нас хоть и крепкий, но не до такой же степени.
Они неспешно брели через топи в сторону Экс-один, где их поджидал отряд, а Митрич все покачивал головой. Вот ведь как бывает, нежданно-негаданно и он на старости лет нужен оказался.
Путники ошарашено смотрели, как из тумана вышагивает их командир, жив-здоров, а рядом с ним семенит смешливый дед, и видать ловко заливает, что даже юный Шуня, меж бандитами слыхавший всякое, покраснел как мак.
- Ну, Брама, сто лет жить теперь будешь! Такое не каждый день бывает.
Брама смерил отряд взглядом - в бинтах, заплатках, но живы. Путники стали в строй и отдали честь. Лист вдруг посмотрел на Митрича, пускавшего в стороне скупую стариковскую слезу, вспоминавшего, видимо, о чем-то своем, фронтовом, давно отошедшем, но вдруг ярко ожившем в памяти при виде этих окровавленных, потрепанных отдающих честь командиру ребят. Митрич поймал взгляд, как-то виновато улыбнулся, так, мол, оно, сынок, закинул котомку за спину и не спеша заковылял вслед за путниками в сторону мобильного лагеря ученых.
Лагерь выглядел внушительно: высокая металлическая ограда, когда-то, несомненно, блестящая и покрытая новейшими противокислотными и прочими защитными покрытиями, теперь покрылась мелкими рябыми оспинами, сорвавшись с крепления и болтаясь на ветру как последний осиновый лист. Местами была вогнута, свидетельствуя о том, что лагерь не единожды подвергался атакам живности. Под живностью подразумевались также и многочисленные зомби, но их, слава Богу, на этом берегу небольшого, но достаточно глубокого озерца, не оказалось. Они водились дальше - возле серых громад завода, над которым высилась исполинская антенна, сплошь увитая жгучим пухом имеющая явное сходство со спутниковым радиотелескопом. Бункер выглядел не лучше. Когда-то окрашенный в веселый зеленый цвет теперь отливал всеми цветами ржавчины и следами глубоких царапин, оставленных чем-то куда более твердым, нежели титановый сплав. Широкий двор внутри периметра оказался неожиданно чист, на нем напрочь отсутствовали сорняки и заросли. Но самым удивительным был ярко цветущий куст роз, каждый цветок на котором отличался от других по цвету.
Путники вошли во двор, и едва бросили рюкзаки наземь, как решетчатое сооружение на крыше бункера вдруг ожило, развернув в их сторону раструбы внушительных орудий, динамик захрипел, грозно потребовав:
- Идентификационные метки не опознаны! Оружие на землю! Поднять руки над головой!
Путники моментально исполнили команду, застыв с поднятыми руками:
- Вот ведь, кибернетик хренов, понастроил киборгов…
- Тише вы…
- …поднять руки над головой!!! Ноги на ширине плеч!!! …начинаем утреннюю гимнастику…
- Шуман, мать твою! Мы же от страха чуть не обделались, думали, свихнулся твой электронный лаборант и решил устроить двухсотлетнюю осаду. Импульсная пушка у него стреляет, не дай Бог увидеть в действии, слава родимой партии - авторская работа существующая в единственном экземпляре.
Входная дверь отъехала в сторонку и довольный Шуман, пошатываясь от смеха и протирая очки краешком застиранного лабораторного халата, вышел наружу. Выглядел он импозантно: на мощной лысине остатки всклоченных волос еще вели последние попытки прикрыть выпирающий наружу ум, кряжистые плечи, более подошедшие отставному боцману, нежели ученому, красноречиво свидетельствовали, что Евгений Петрович не чуждался грубого физического труда, был лицом светел и духом бодр.
- Видели бы вы свои лица! Давно я так не смеялся!
Он снова зашелся в приступе гомерического смеха, а выглянувший на шум из бункера помощник Шумана виновато пожал плечами и многозначительно повертел пальцем у виска, дружески подмигивая путникам. Путники поворчали для порядка, а потом начали стаскивать увесистые рюкзаки в соседний отсек. Бункер был просторен и рассчитан на гораздо большее количество обслуживающего персонала. Так и было в начале, но что-то произошло, даже сам Шуман не мог сказать что именно - бункер потерял большую часть жильцов, а новых закидывать в Зону уже не решались. Общественность можно дурачить довольно долго, но скрыть массовое исчезновение многих ученых с мировыми именами было сложно.