Окно в комнате Руби выходило на восток и потому всегда ловило первые лучи солнца. На окне висела подвеска-призма. Как раз в тот момент, когда Брэндон опять соскользнул в сон, солнце прорвалось сквозь ветки дерева и послало свой луч прямо в призму. На календаре, который висел на противоположной стене, появилась крошечная радуга. Одним концом она упиралась в квадратик, в котором рядом с числом был нарисован маленький именинный торт с одиннадцатью горящими свечками. Радуга появилась точно в том месте, где отмечен ее день рождения! Это было первое, что Руби увидела, открыв глаза.

Она замерла. Первой ее мыслью было, что вот здесь, прямо перед ней, сверкает доказательство существования Бога. Но только Руби начала привыкать к этой идее и ее следствию — у подобных идей обязательно есть следствие, — что Бог интересуется лично ею, Арубой Николь Маркс Гарднер, как сознание выстроило факты в логическую цепочку: солнце, окно, выходящее на восток, призма, радуга, стечение обстоятельств. Именно это увидел бы Шерлок Холмс, а Руби уважала Шерлока Холмса больше, чем кого-либо на земле. Не любила, конечно, — любить можно было только доктора Ватсона, — но уважала.

Хотя стечение обстоятельств может быть и ненастоящим. Взять, к примеру, случай, когда Руби — ей тогда было года четыре — ела сэндвич с копченой колбасой и читала сказку про лягушку. Ее тогда внезапно вырвало (попало даже на Брэндона, который сидел рядом с ней на заднем сиденье). Лягушка и колбаса каким-то образом смешались, по крайней мере Руби была в этом уверена и с тех пор не притрагивалась к копченой колбасе. Однако она отчетливо слышала голос Шерлока Холмса: «Долгая поездка в машине и неровная дорога! Аналогичный результат вызвало бы сочетание арахисового масла и пингвина. Элементарно, моя дорогая Руби».

Радуга переместилась с календаря, поднялась по стене, скользнула в открытую дверь ванной и исчезла. Ее поглотили тени и темнота. У этой мысли должно быть много следствий, но Руби не успела о них подумать. В холле началась какая-то суматоха, но из-за двери были слышны только отдельные фразы.

— Скотт! Ты сказал Брэндону, что пора вставать?

Приглушенное бормотание.

— Он, как всегда, не отреагировал. Уже пять минут восьмого. Брэндон, немедленно вставай!

Бормотание.

Затем раздались мамины шаги, и Брэндон закричал так, что задрожали стены:

— Черт! Никогда, черт возьми, не делай этого! — В последнее время голос у Брэндона изменился: он стал глубже, но временами еще срывался. Руби поняла, что мама сдернула с брата одеяло — это было единственное, что могло его разбудить.