Напарник ее в досаде проговорил:
– Валяй, любуйся. А я посижу в машине. – Он зашагал к «Москвичу».
Тяжело и часто дыша, Куроедов буркнул:
– Поехали, Гаврилыч.
Начальник охраны включил зажигание, однако Светлана продолжала смотреть в окошко, держась за опущенное стекло.
– Предупреждаю один раз, – сказала она, – подойдешь к этой девушке на три шага – хоть с цветами, хоть с ананасами, – отвинчу твои причиндалы против резьбы. Усек, хрюша?
Куроедов издал звук, напоминающий то ли стон, то ли вой. Грязноватый сумрак в машине почернел.
– Прочь, сука! – завопил он, протянув руку к Светлане.
Рука его, окутанная сумраком, точно ватой, удлинилась на полметра и растопыренными пальцами толкнула девушку в лицо. Ошарашенная Светлана, как пушинка, отлетела шагов на пять.
Гаврилыч резко дал газа, и «Мерседес» рванул с места. Куроедов, откинувшись на спинку сиденья, тяжело дышал с закрытыми глазами. Выехав на шоссе, автомобиль катил в транспортном потоке. Мрак в салоне рассеялся.
– Слетаешь с катушек, – констатировал начальник охраны. – Как фраер сопливый.
Куроедов пробормотал:
– Тошно. Хочу бульона.
Начальник охраны хмуро на него покосился.
– Ясное дело, гвоздь мне в печень. – Солнце, подкравшись сзади, просвечивало сквозь его оттопыренные уши. – Они менты, Володь. Я вижу их насквозь: ни шиша у них нет, а начальство требует. Вот и куражатся для оттяжки.
– Послушай, Гаврилыч…
– К чему залупаться, Володь? Держи себя под контролем.
– Мне нужен бульон! Пойми, образина! – возопил Куроедов.
Начальник охраны приоткрыл было рот, но лишь сплюнул в окно и прибавил скорость.
Обалдевшая Светлана поднялась с пятой точки. Алексей вылез из «Москвича» и бежал к ней.