Гобейко посмотрел на него с опаской, смирно заметил:
— Так они и не собираются нигде — это ж тебе не Государственная дума… Бродит народ прошелыжный, перехожий — от тычка до толчка, от палатки до шалмана… Треплются, а ветерок разговоры носит…
— Продолжайте, Василий Данилович… Что, Ларионов дозвонился куда-нибудь, говорил с кем-то?
— Вот это не скажу — не подслушивал, не знаю. Только он вышел из автомата и говорит — все! Пока, мол, друг, пока, спасибо тебе большое, позвони послезавтрева… Ты, мол, иди, а мне тут надо еще в одно местечко заглянуть… И зашагал на вагонную территорию, туда, меж путей… И все, не видал его более…
— Все? — спросил я нестрого.
— Все! — радостно отбил концовку урод.
— Кит! — позвал я своего труженика металлоремонта. — Он снова врет…
— А что я вру? — возбух Гобейко-Прусик. — Чего наврал-то?
Я тяжело вздохнул и стал медленно объяснять ему:
— Вы, Василий Данилыч, со мной неискренни. Это называется «дезинформация умолчанием». Вы надеетесь, коль мы вас прихватили здесь, отбиться от меня крошками, объедками, слухами… Рассчитываете, что я ваших мужиков, дружков или подельников не отловлю, а они вам за это не оторвут вашу многомудрую башку… Так вот — надеетесь зря…
— Почему?
— Потому что ведущий вас офицер Ларионов убит, и я допускаю, при вашем участии…
— Да что вы такое говорите? — завизжал Гобейко. — Я… я…
Кит мрачно посоветовал:
— Замолчи, осел! Ты молчи пока и слушай…
— Мне кажется, что вы встали на смертельный для агента путь двойного осведомительства: нам — про них, им — про нас. И подставили вчера Ларионова…
— Не подставлял я никого… — слабо возразил агент.
— Не будем сейчас обсуждать это… Если вы действительно больше ничего не знаете, Василий Данилович, то вы мне больше не нужны. От вас нет пользы, и я сегодня же закрою ваше агентурное дело. И вы переживете Ларионова на день, от силы — два…
— Почему? — разлепил трясущиеся губы Гобейко.
— Потому что я незамедлительно сплавлю информацию о вашей деятельности тем самым таинственным мужикам, которые слоняются от тычка до толчка…