— Действительно. Куда неподготовленной толпе, даже с подручными средствами, громить охраняемое учреждение? Потому я пытался слинять, забрав нескольких ребят, но у нас не получилось.
— Почему? — нахмурилась девочка, сидящая справа.
— Ответственность! Страшная штука! — вновь ехидно расплылась в улыбке Оливия, которой даже не нужно было читать по моему лицу.
— Там были простые ребята, — как бы оправдываясь, произнес я. — Самые обычные. Я не мог их бросить.
— Ну и дурак! — жестко отрезала Бергер, мгновенно преобразившись во властную стерву.
— Ничего он не дурак! — возразила девочка слева от меня, сидящая напротив нее. — Я бы тоже не смогла! И никто из нас!
— А он должен мочь! — парировала Оливия. — Ты — это ты, вы — это вы, у вас разные задачи! Вы — телохранители, а ему императором быть! Важные государственные решения принимать! А он что, так и будет с толпой ходить? Которую по глупости жаль будет бросить? В ущерб государственной необходимости?
Меня разобрало зло — чуть не придушил ее. Сдержался из последних сил. Еще чуть-чуть, и начался бы приступ.
— Слышишь, Бергер! — зло выдавил я. — Ты можешь засунуть свои мысли и ожидания, что и кому я должен, себе в задний проход! После чего протолкнуть их ершиком! Понятно? Но я никогда, НИКОГДА не брошу своих! Тех, за кого отвечаю!
— Ты ничего не мог изменить! — не сдавалась она, лицо ее перекосила гримаса презрения. — Ты сам отправил их "на убой", в лапы гвардии! Сдал их, обезвредил! Что толку было оставаться? Чтоб поспать вместе со всеми на полу камеры?
— Твое место здесь! — вновь отрезала она, похлопав по сидушке. — Сделав дело, ты должен был возвращаться! А не поддаваться глупой ненужной сентиментальности!
— И чувствовать себя потом предателем? — усмехнулся я. Совершенно спокойно — хладнокровие ко мне вернулось окончательно. Нет, с ней нельзя спорить. Просто у нее своя правда, а у меня своя. Ей не понять, что планета маленькая, и что без ореола мученика, не пострадавшего вместе с теми, кого повел, я превращусь в предателя, трепло и чепушилу. Об этом, может, узнает не так много людей, но узнают, и этого будет достаточно, чтобы ославить меня позже, когда мне действительно придется принимать серьезные решения.
Я должен отвечать за поступки. И принимать мудрые, "государственные" решения. Но еще я должен быть честным, хотя бы с самим собой. Я не смогу вести людей, зная, какое я дерьмо. Трус и предатель не станет тем, кого во мне видит Оливия и девчонки. Это если не считать моих собственных принципов, а сделал я так, как сделал, руководствуясь в первую очередь ими, а не "государственной необходимостью".
Но повторюсь, ей этого не понять. И что-то доказывать я не буду. Время все равно все расставит по местам.
— Как там королева? — бесцветным голосом перевел я тему. Поняв, что слишком эмоциональна, Бергер сделала несколько глубоких вздохов и так же бесцветно ответила:
— Злая. Но не показывает этого. Устала очень.
Я хмыкнул — еще бы! Восстание, повсеместное, и, причем спонтанное — вряд ли ее величество сомкнула хоть один глаз.
— А мы чего сидим? Уже ж минут пятнадцать как приехали?
Собеседница пожала плечами.
— Она там наверху занята, не до тебя. Мы тебя вытащили, привезли, это главное. Приказ вести тебя к ней есть, но поверь, тебя она примет когда будет окно, а оно будет не скоро. Так какая разница, там тебе сидеть ждать, в приемной, или с нами в машине?