Оливия пожала плечами.
— В связи с вечерними событиями в городе, у нас не было пересмены. Все на боевых постах, все три караула. Фрейю охраняет две группы, как и положено, но свежие. Мы же, как условно уставшие, на подхвате.
— А почему не резерв? — продолжал я узнавать новости, ибо по ее ответам можно судить об очень многих процессах в Альфе.
Вновь пожатие плеч, я бы сказал усталое — действительно, не спали девочки и понервничали.
— Резерв — "мясо". Мы — хранители. И сейчас мы тебя именно храним, охраняем, так как ты не представляешь, под какой удар попал.
Я не представлял. Честно. Не та позиция у марсианской диаспоры, чтобы организовывать нападения на меня…
…Господи, что я за бред несу? Озадачили девочек, чтоб без дела не маялись, и всё! Старый как мир прием!
А резерв? На то он и резерв, будет жарко — вызовут. Но их работа — стрелять и махать винтовкой, а не договариваться со стражами порядка.
Вопрос, почему не офицеры ранга той же Катарины, так же снялся — заняты все, да и чтобы не привлекать лишнее внимание кланов. Оливия — старлей, достаточно высокое звание, чтоб сделать это, но достаточно низкое, чтоб слыть "шестеркой".
— Что в городе? — задал я следующий вопрос, перескакивая с темы.
— Да нормально всё. Уже. — Она тяжело вздохнула. — Но было страшно.
— …Так что имей ввиду, Чико, отхватишь по первое число! — предупредила она из дружеских побуждений. И от честности, искренности в ее голосе, я поежился.
Поезд мерно покачивался. Я сидел, провалившись в себя, почти не замечая ничего вокруг. В связи с этим долбанным матчем, пришлось выехать пораньше — Мишель отымеет за опоздание, несмотря на день рождения. Вообще-то день рождения завтра, но эта… Прелесть отказалась перенести увал на один день, видно, все еще мстя за мои выходки на Плацу и после оного.
Часы показывали полшестого, до семи я успевал более чем, потому имел полное право посидеть и подумать о вечном. То есть о женщинах. Дело в том, что с недавних пор относительно них возникли проблемы, и я не представлял, как их решить.
Я настолько привык к женщинам, что даже не замечаю. Их мир стал моим; они въелись в кровь, став частью меня самого. К ним влечет, слава богу, худшего, как боялся, не произошло, но даже не знаю, что лучше.
Ведь мне не нужен секс — у меня его и так достаточно. Даже несмотря на полное обрубание связей, как сделал по совету Камиллы, засыпаю в холодной постели я редко — слишком велика специфика коллектива. Но все это — животный инстинкт, физиология. Мне же хочется нечто большего, душевного, возвышенного. Чтобы сеньорита представляла интерес как личность, как человек, а не объект, на который неплохо было бы посмотреть без одежды.
Да-да, женщины для меня потеряли изюминку, превратились в "объекты". Причем, как юные сеньориты, так и взрослые умудренные сеньоры — разница между ними, как оказалось, не так уж существенна. Я читаю их всех, как открытые книги, свободно навязываю в общении собственное мнение, собственные мысли. Могу даже заставить что-нибудь сделать, и они будут считать этот поступок продуктом собственного измышления. И гордиться им, хотя до разговора со мной подобное могло вызывать у них неприязнь.
Я манипулирую женщинами, кручу-верчу, как хочу, но главное, полностью контролирую их разум. Внутренний мир, эмоции, чувства. Есть несколько индивидов, на которые моя власть ограничена: например, Мишель вздорная, упрямая и мстительная, и себе на уме. Но и от нее я легко добиваюсь определенных преференций, легко держу ее на поводке, заставляя считать обратное, легко выбиваю необходимые "для работы" чувства и эмоции. Да, ситуация с днем рождения показывает, что власть над нею не такая, как над той же Капитошкой, но Мишель — одна из самых мудрых хитрых и вертких, она показатель сама по себе.
С юными же созданиями ситуация вообще катастрофическая. Если мудрые сеньоры далеко не все колятся, как орехи, то с молодым поколением я делаю все, что хочу. Условия этому способствуют — после Плаца и моего примирения с "сорок четвертыми" я стал персоной грата, всеобщим любимчиком. Барьеры, отделявшие меня от большинства личного состава, рухнули. Кто-то продолжил по инерции смотреть настороженно, кто-то презрительно, но мне было нужно лишь несколько минут тесного общения, чтобы повернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов. Я влезал в доверие, становился "своим" как только мог. И на этом поприще преуспел.