— На подпоре.

У всех ощутимо заложило уши. Где-то далеко под полом зашелестели насосы. Комплекс переходил на полную автономность, и в нем нагнеталось повышенное давление, чтобы ничто вредоносное не попало внутрь.

— Реактор.

— Девяносто семь, зеленый.

— Калибры.

Дрогнули толстенные диафрагмы орудийных клюзов, дрогнули и вернулись на место. Почти бесшумно провернулись карусели автоматов заряжания, звонко хлопнули штанги досылателей, чмокнули элеваторы полузарядов.

— Есть калибры.

— Наведение и связь.

Служба НиС после модернизации перешла на оптронные системы, иммунные к ЭМИ, существенно расширила вычислительные мощности и вообще была довольна жизнью. Командир БЧ-3, жизнерадостный розовощекий майор, по традиции сделал самый многословный доклад.

– "Легенда" — есть, СВСС — есть, ГЛОНАСС — есть, "Так-три" — есть, общий статус — зеленый.

Далее пошли еще несколько десятков пунктов переклички. По сути дела, необходимости в ней особой не было, экраны на пульте командира отражали состояние всех служб и систем, но — так было всегда. И так будет, пока жив хоть один кадровый офицер. Кроме того, дело, которым они занимались, было как бы не опаснее занятий летунов. Для них, парящих в воздухе на "титановых железяках", все обычно решалось в секунды. А запертые в глубине металлокерамической горы артиллеристы, в случае чего, обречены были долго и мучительно погибать от удушья, голода или наведенной радиации.

Со стороны РАЦ выглядел как большой плоский холм метров двухсот в поперечнике. Сверху он был накрыт сплошным, без единого шва, пятиметровой толщины выпуклым панцирем. Полтора миллиона тонн броневого сплава высокой плотности. Края этой исполинской грибной шляпки, этого черепахового панциря, обрывались метрах в пятнадцати над землей, образуя круглую стену с отрицательным уклоном. На стене этой через равные промежутки располагались блямбы орудийных клюзов, за которыми скрывались стволы калибра пятьсот пятьдесят. Они были неподвижны, лежа в специальных амортизирующих устройствах. Регулируемый метательный заряд и номенклатура управляемых снарядов давали широчайшие возможности поражения всех видов целей. Стволы располагались в теле комплекса под точно рассчитанным углом, свыше пятидесяти градусов — сколько именно, являлось государственной тайной. Выпущенный снаряд быстро достигал стратосферы, большую часть пути проделывая в слоях разреженного воздуха, где сопротивление минимально. Орудия были гладкоствольными, снаряд — удлиненным двенадцатикалиберным. Активно-реактивные снаряды забирались еще дальше заявленных шестисот, почти до тысячи километров. В зависимости от типа, наведение осуществлялось управляющими плоскостями либо газоструйными рулями.

Снаряды могли падать отвесно, поражая цели вблизи зданий, отклоняться далеко в сторону от радиальной траектории, накрывая всю площадь круга, и даже перенацеливаться в полете, если мишень была уничтожена уже после вылета. Автоматическое заряжание позволяло стрелять короткими очередями по пять выстрелов, с перерывами на охлаждение — более не позволял нагрев стволов. В сочетании с большой массой снаряда, дающей возможность запихнуть в него мощные "мозги", это открывало перед конструкторами новые горизонты. Например, выпускаемые снаряды за счет разности траекторий могли достигать цели одновременно. Учитывая, что на одно направление, в зависимости от расстояния, могло выделяться до трех стволов, у цели не оставалось никаких шансов. Или, серия "Гранит", будучи выпущена в воздух, на короткое время жизни образовывала единую сеть, по-настоящему умную и хитрую. Из стаи выделялся один снаряд-координатор, который держался выше прочих и своим мощным радаром засекал возможное противодействие, после чего вырабатывались меры по преодолению обороны. В определенной степени, комплекс обладал урезанными зенитными возможностями — накрывалась тороидальной формы зона средней дальности, где траектории достигали максимальной высоты.

В плане стрельбовая часть комплекса напоминала песочные часы, накрытые сверху суповой тарелкой. Верхняя воронка — круговой веер орудий, шаровидное утолщение в середине — механизмы перезарядки, продувки и охлаждения, нижняя воронка — станы протяжки лейнеров и автоматические банники.

Но панцирь был лишь верхушкой асберга. Под землей, укрытые слоями металла и бетона, заглубленные на сотни метров, скрывались многие и многие уровни гигантского комплекса. Кубрики личного состава, спортзал, оранжерея, бытовые помещения, склады МТО и РАВ, информцентр, госпиталь, реакторная, лейнерная и еще сотни различных отсеков.

Вокруг холма на десятки километров простирались сооружения укрепленного района. Каждый РАЦ являлся основой соответствующего УР, центром "кристаллизации сопротивления", и пока он работал, взять УР было решительно невозможно. Четырехтонные "чемоданы" перемалывали в пыль любые мыслимые силы и средства нападения, а дальнобойность стационарных сверхтяжелых орудий значительно превышала таковую у всех более-менее мобильных установок. Длинная рука "бога войны" накрывала окружность радиусом более шестиста километров. Центр не зря назывался региональным. Заштрихованный кружок впечатляюще смотрелся даже на мелкомасштабных картах.

В свою очередь, РАЦ был надежно прикрыт от прочих угроз в изобилии размещенными вокруг комплексами ПВО — как стратегическими шахтными, так и подвижными, башенными установками, разнообразными дотами — от многоэтажных шедевров фортификации до автоматических турелей. Эти турели, более похожие на толстые серые цилиндры, натыкивались в самых неожиданных местах "воровайками" инженерно-саперной бригады. Вкопанные заподлицо и замаскированные, они внезапно выныривали из-под земли, давали пару очередей и скрывались обратно, доставляя немало головной боли врагу. Турели существовали всего спектра малых калибров, от пулеметных 7,62 до 40 мм скорострельных пушек. Автономные и малоуязвимые, они значительно усиливали оборонительные возможности войск полевого заполнения. Не стоило и говорить про наличие всех видов препятствий и заграждений, мин, датчиков, ловушек. На сотни километров протянулась сеть постов наблюдения, наведения и корректировки.

Все это вместе взятое превращало укрепленный район в поистине неприступную крепость, призванную останавливать самые чудовищные атаки. Автоматические комплексы могли сопротивляться еще долго после гибели последнего живого защитника. Стоимость постройки УР превышала все пределы, однако Империя не скупилась. Император предпочитал тратить рубли, а не жизни. Но главный секрет скрывался глубоко в недрах регионального артиллерийского центра. Под минус девятнадцатым уровнем (а каждый уровень состоял из нескольких этажей!), даже глубже реактора, скрывался еще один, минус двадцатый. Он никак не обозначался, попасть на него можно было лишь через единственный лифт, набрав особый код, и вообще, о его существовании знали лишь несколько высших офицеров Селигерского РАЦа.

Один из них сейчас как раз ехал в лифте, направляясь на минус двадцатый. Мелодично тренькнуло, створки разъехались, открывая короткий коридор, заканчивающийся монументальным идентификационно-пропускным пунктом. Офицер сложил оружие и сумку с респиратором в ячейку, запер ее и подошел к первой двери. Провел карточкой, набрал длинный пароль. Толстая металлическая плита поднялась вверх, и он перешагнул высокий порог. Офицер всегда делал это не без некоторого внутреннего трепета. Он знал, что если сработает система безопасности, плита рухнет вниз с огромным усилием и перерубит даже подсунутый рельс. Но пока все было нормально. С тихим шелестом проем сзади закрылся, и офицер шагнул дальше. Завернув за поворот, он остановился перед следующей дверью. Здесь карточка была уже не нужна. Он приложился глазом к сканеру, вытерпел просверк луча, затем другое устройство сверило отпечаток ладони. Тонкая игла вонзилась в палец и взяла каплю крови на проверку. Все это время за ним неусыпно наблюдали камеры. Здесь не получилось бы приложить вырванный глаз и отрубленную руку. Интеллектуальная система воспринимала температуру тела и еще несколько сот параметров фигуры. Анализаторы осуществляли генные пробы, попутно распознавая наличие всякой химии в организме. Пока офицер шел от первой двери, в коридоре, представляющем собой одну большую рентгеновскую установку, его аккуратно просветили на предмет наличия лишних предметов, плюс компьютер сверил маркеры в костях и рисунок пломб с эталоном. Завершала этот этап проверка голоса — офицер сказал несколько фраз в микрофон. Он не знал, да и не мог знать, что кроме компьютера, допуск проверял еще и человек. Через камеры высокого разрешения, передающие каждый волосок на коже, за ним следил опытный психолог. Всякое волнение, могущее свидетельствовать о двойнике, взятых в заложники детях, служебных проступках, карточных долгах и прочих "крючках", психологом отслеживалось и интерпретировалось. Собственно, для того и была столь долгой процедура основного допуска.

Но все было в порядке. Офицер проявлял лишь признаки азарта и предбоевого мандража, все коды и пароли знал назубок и вводил их правильно, без особенностей, сигнализирующих о работе под контролем, и, видимо, был самим собой.