– Тогда о юности, – с той же спокойной интонацией продолжил он.
Незначительное оживление, но опять нарочитая отстраненность.
– Хорошо, – добродушно улыбаясь «ледяной» аудитории, сказал Ельцин. – Значит, о первой любви.
Зал ожил. Чудо свершилось.
Тогда я понял главное. Ельцин четко знал: именно здесь ни за что нельзя отступать, каких бы нервных затрат это ни стоило.
Вспомнил, как в одной из бесед он рассказал: «Характер у меня закалялся с детства. Сила не всегда заключается в мускулах. Недаром говорят: “За одного битого двух небитых дают”».
Наверняка Ельцину неоднократно бороться, переживая и предательство, и поражения, но он никогда не сдавался – я это точно знаю – и становился еще сильнее.
После выступления в Институте им. Гарримана, в 19 часов, Борис Николаевич присутствовал на ужине с руководителями ведущих американских компаний. Его пригласил Дэвид Рокфеллер. Почему я пишу – присутствовал, потому что Ельцин не успевал поднести еду ко рту, как один вопрос сменял другой. Так и хотелось крикнуть: «Где ваши манеры, господа? Это же не машина, не робот, а человек – пусть сильный, крепкий, но человек!» Я все-таки не выдержал и одному бизнесмену, которого знал, «намекнул» на то, что неплохо бы дать гостю поесть. На непродолжительное время атака прекратилась. Ельцин успел быстро прожевать салат, но не более того.
Ночью мы вылетели в Балтимор, где уже рано утром Ельцина ждали в Университете им. Джонса Хопкинса.
Вместо еды в номере университетской гостиницы опять стояли одни бутылки с разными напитками.
– Они, наверное, здесь все на «горячительной» диете, – сказал Ельцин, прекрасно зная об идущем «на запись» каждом его слове, – а ведь как хочется поесть…
Его постоянно провоцировали. Поспать удалось не более двух часов.
На следующий день было запланировано более пяти встреч. И каждая – как ходьба по минному полю. Не знаю, намеренно или нет, но многие мероприятия по времени совпадали. Тогда я ехал вместо Ельцина и также попадал под град каверзных вопросов. Так, в 7 часов утра я встречался с любознательным мэром Балтимора Куртом Шмоке и его коллегами. Позже, когда Ельцин беседовал с сенатором Биллом Брэдли, я выступал перед представителями политических и деловых кругов Соединенных Штатов. Через несколько часов ехал на другую ответственную встречу – и так каждый день. Двухнедельная программа была спрессована до одной недели.
Ельцин, конечно, хотел и планировал встретиться с президентом Джорджем Бушем-старшим. Но мы все понимали: вряд ли это будет возможно. А если возможно, то когда? Ельцин являлся не просто политическим диссидентом, а лидером первой оппозиционной Горбачёву фракции в парламенте.
– Если не струсит, то пригласит, – еще до поездки сказал Ельцин.
12 сентября, после очередной встречи, позвонили из администрации президента и пригласили его в Белый дом. Усилия Андерсона увенчались успехом.
У меня не вызывало никаких сомнений, что Буш и Ельцин найдут общий язык. Должны были найти. Когда встречаются два умных, дальновидных политика, им всегда есть о чем поговорить.
В это же время по насыщенной программе планировалась двухчасовая встреча за завтраком с небольшой группой влиятельных политиков США. Отменять запланированную встречу с американскими политиками было уже поздно, оставалось слишком мало времени, и Ельцин предложил, чтобы я поехал один, хотя мы понимали, что американские политики ждут разговора именно с ним.
Конечно, американцы были несколько расстроены отсутствием Ельцина, но вели себя очень корректно и задали мне те вопросы о положении в СССР и работе Верховного Совета, которые в основном предназначались для Бориса Николаевича.
Ельцин тщательно готовился к важным встречам и выступлениям. Определенные модули, из которых состояли выступления, интервью и заявления, предварительно нами обсуждались и фиксировались в его памяти.