Он смотрел на меня.
— Солнечный удар, — сказал я, пропустив вводную часть.
Абдул продолжал смотреть.
— Нужны носилки и пара крепких парней, — сказал я ему.
Он вышел из зала, и через пару минут вернулся с охранниками — и с носилками.
Андерсена унесли в его номер. В сумке Абдула нашлась вата и нашатырь, вот и все нужные лекарства.
Андерсена раздели — нет, не полностью, конечно, — уложили на постель, включили кондиционер, дали понюхать нашатырю, и он пришёл в себя.
— Голова болит, — пожаловался он. И попытался встать. Но — не вышло.
— Больному нужны прохлада, тишина и покой. Холодные компрессы на лоб, менять каждые двадцать минут, — втолковывал я парамедику, а он смотрел на меня, как смотрит всякий свободолюбивый араб на колонизатора-угнетателя. Видно, у него были совсем другие планы.
Ничего страшного. Бывает. Солнце здесь могучее, а многие этого в расчет не принимают. Даже радуются, считая, что солнце — это здоровье, и норовят под солнышком позагорать.
— И хорошо бы больному чаю, слабого, зеленого. Без сахара, — я ещё раз проверил пульс.
Состояние Андерсена меня не тревожило. Без солнечного удара не обходился ни один сельхозотряд в родном Черноземье, и ничего, все быстро возвращались в строй. Больше тревожило молчание парамедика. Может, плохо говорит по-английски? Ну, положим, наши санинструкторы тоже не очень чтобы очень. Но для международного турнира могли бы и найти.
Ещё раз внятно сказав Абдулу, что от него требуется, я покинул номер Андерсена.
Вот так всего ничего, а час-то прошёл. Как там с моей партией?
С моей партией всё в порядке: Фишер просто подозвал судью, часы остановили и партию отложили. И партию Ульмана с Андерсеном тоже отложили. А остальные закончились вничью: взволнованные происходящим, гроссмейстеры решили судьбу не искушать. Трудно сосредоточиться, когда игрок за соседним столиком теряет сознание.
Меня позвали в судейскую комнату.
Вот она, тяжкая ноша самаритянина: другие отдыхают, болтают, пьют кофе, а я мало что не завершил партию, так вот теперь к судье зовут. Пустяки? Только не на шахматном турнире. Любая мелочь может сбить настрой.
Мне нередко приходится общаться с писателями — по делам «Поиска». Они жалуются, что их не понимают. Особенно домашние. Мол, ты всё равно сидишь дома, сходи в прачечную, за хлебом, или внука из садика забери, тебе, мол, полезно будет отвлечься на часок-другой. Не понимают, что написание романа или даже небольшого рассказа требуют человека целиком, что если человек не ходит на службу, а работает дома, то он не свободен весь день, а весь день занят. Даже когда чистит зубы — занят.
То ж и шахматист в игровой день.
Меня встретили директор турнира господин Бадави и главный судья господин Шмидт. Встретили как доброго друга. Предложили кофе.