Пролог

ОНА БЫЛА ТАКОЙ крохой. Глаза — вот и все, что было в ней большого. Серьезные и серые, словно туман, клубящийся на болотах, они, казалось, занимали ее лицо целиком. В пять весен она выглядела от силы трехлетней, и хрупкость ее вызывала у меня неподдельную тревогу. Впрочем, в ее миниатюрности не было и следа нездоровья. По правде говоря, с самого рождения она не болела ни разу. Телосложением она скорее походила на птичку, легкую, как ветер, и такую же изящную. Тонкие кости, мелкие черты, заостренный подбородок и эльфийские ушки. Что же до ее светло-каштановых волос, их тяжелый мягкий водопад не раз напоминал мне птичье оперение, когда я заключала дочь в порывистые объятия.

Ларк, «жаворонок» на местном наречии. Имя вспыхнуло у меня в сознании, едва я ее увидела, и я приняла его как подарок, со спокойной душой доверившись Отцу Всех Слов.

— Что ты тут делаешь? — Я постаралась придать голосу строгость, но дочь ничуть не испугалась, хоть я и застала ее в неположенном месте. Я боялась, что она исколет пальцы о веретено прялки или вывалится из просторных окон, выходящих во двор.

Эта комнатка была моим заповедным местом, и за минувшие годы мы с дочерью провели здесь немало прекрасных минут. Но ей запрещалось подниматься сюда без меня.

— Я делаю кукол, — ответила она глубоким звучным голосом, который составлял комический контраст с обликом хозяйки.

Между изогнутых губ показался розовый язычок — свидетельство крайнего сосредоточения. Ларк перетягивала шнурком набитую чем-то тряпку: по-видимому, той предстояло превратиться в голову, хоть и не слишком симметричную. Рядом лежали заготовки для рук и ног и три почти готовые куклы.

— Ларк, я же говорила тебе не ходить сюда одной, — нахмурилась я. — Для маленькой девочки здесь небезопасно. И тебе нельзя использовать слова в мое отсутствие.

— Но тебя не было так долго! — возразила дочь, поднимая на меня полные скорби глаза.