Глава 53

Чан уходил из отеля молодым пружинистым шагом. Он и чувствовал себя помолодевшим, вспоминая, какая гладкая была у девушки кожа и как ее черные шелковистые волосы рассыпались по плечам, когда она прижала руки к груди, пытаясь прикрыть наготу. А еще вспоминал, как протяжно она застонала, когда он вошел в нее. Это его так возбудило, что Чан овладел красоткой несколько раз подряд. Девушка должна принадлежать только ему. С этого момента у нее не будет другого мужчины. Возможно, Ка-Лей даже родит ему ребенка… Господь свидетель, надоело ждать, когда забеременеет законная жена. С другой стороны, нельзя не признать, что они с женой видятся довольно редко. Та проводила все свободное время в теннисном клубе или прогуливаясь с подругами по магазинам. К счастью, думал Чан, она не знает, чем занимается и какую жизнь ведет ее муж.

Однако Виктория Чан знала о делишках своего мужа куда больше, нежели он мог предположить. Так, она знала все или почти все о его наложницах — и о «старых и преданных», и о «молодых и алчных». При всем том нельзя сказать, чтобы она очень уж ставила ему это в вину. Во всяком случае, скандалов у них по этому поводу не было. Возможно, по той причине, что измены мужа мало ее заботили.

Виктория с полным на то правом считалась красивой современной женщиной. Она хорошо разбиралась в цветах, знала толк в шампанском и могла просчитать вплоть до бутылки, сколько потребуется «Булинджера» для празднования той или иной даты или праздника. Со стороны она казалась женщиной, вполне довольной своим браком. При всем том у нее имелись и своя комната, и своя собственная личная жизнь. Иначе говоря, она жила, как хотела. Тем более с деньгами у нее проблем не было, а муж большей частью отсутствовал. Виктория любила красивую одежду и аксессуары и носила самые модные сумочки в городе. Ее часто видели в фешенебельных ресторанах или на кортах в компании богатых любителей большого тенниса и красавцев тренеров. Однако при всей своей кажущейся общительности она мало что рассказывала о себе мужу и вообще старалась личную жизнь не афишировать. В определенном смысле замкнулась в своей раковине в ожидании лучших времен. А редкие приезды домой Чана рассматривала как своего рода природную аномалию, которую необходимо перетерпеть.

Чан и в этот вечер возвращаться домой не собирался. Впрочем, он позвонил-таки жене на домашний телефон и оставил сообщение на автоответчике. Супруга, как всегда, отсутствовала — должно быть, находилась в клубе и отрабатывала не дававшийся ей боковой удар.

В этот вечер финансисту «Во син син» предстояло прокрутить кое-какие дела и встретиться с несколькими нужными людьми. По пути Чан думал о том, как вернее достичь поставленных им целей в отношении Ка-Лей, и решил, как и прежде, действовать через Люси. Если найти к ней правильный подход, она не станет перечить. По некотором размышлении он решил подстроить ей каверзу, после которой она должна будет ответить согласием на все его требования.

Глава 54

На следующее утро Люси поднялась с постели раньше всех. Наступал новый день, знаменовавший для нее начало новой счастливой жизни. Для них всех. В конце концов, ей не надо больше хранить в тайне свой проигрыш, так что худшее позади. Со временем же Ка-Лей поймет, что все закончилось не так уж плохо.

Люси прибрала квартиру, после чего вышла на улицу и купила к завтраку несколько пирожных, а также маленькие подарки для Ка-Лей и Джорджины, являвшиеся свидетельством ее доброй воли и намерения заключить с девушками мир. Положив на стол купленные ею вещи — браслет для Джорджины и предназначавшийся Ка-Лей украшенный орнаментом обруч для волос, — она приготовила чай и стала ждать, когда девушки проснутся и выйдут в гостиную. Неожиданно должница триады услышала донесшиеся из спальни сдавленные рыдания сестры и шепот Джорджины. Ка-Лей вновь дала волю слезам, а сестра ее утешала. Потягивая чай, Люси продолжала терпеливо ждать.

Прошло некоторое время. Девушки все не выходили. Ка-Мей переложила подарки на стойку бара, заварила новую порцию чая и, сев в кресло, запрокинула голову и уперлась затылком в стену. Постепенно ею стало овладевать пронзительное чувство одиночества, что было для нее внове, так как прежде они с Ка-Лей всегда суетились на кухне вместе. Как же могло статься, что теперь она сидит здесь одна-одинешенька?

Придя к выводу, что ей необходимо извиниться перед сестрой, девушка окинула взглядом гостиную и кухню. Что и говорить, квартира пребывала в запустении, однако прежде ей удавалось убедить себя, что в ней присутствуют элементы комфорта и домашнего уюта, и эта мысль грела душу. Особенно хорошо ей бывало здесь вечерами, когда они с Ка-Лей, сидя за чаем, строили планы на будущее. Но теперь эти времена, похоже, безвозвратно канули в вечность. В самом деле, неужели Ка-Лей перестала ее любить? Раньше такая мысль и в голову не пришла бы, но сейчас становилась все более навязчивой и давящей. В свете последних событий квартира начала казаться Люси не слишком приспособленным для жилья местом — да и вообще какой-то чужой. Тем более в ней с некоторых пор появилось много непривычных взгляду вещей, принадлежавших Джорджине, с приездом которой очень многое в жизни сестер изменилось.

Сколько бы Ка-Мей ни отгоняла от себя печальные мысли, ей пришлось-таки признать, что девушки во всем винят ее одну и что она этого заслуживает. Придя к этому неприятному для себя выводу, Люси вновь бросила взгляд на дверь спальни, увешанную фотографиями Ка-Лей и английской сестры. Люси невольно подумала о тех временах, когда спала вместе с сестрой в одной постели, и как ей было тогда хорошо и комфортно, хотя она и не осознавала этого во всей полноте.

Ка-Мей опустила голову, спрятала лицо в ладони и дала волю слезам, копившимся в ней на протяжении последних двадцати с чем-то лет. Она начала ухаживать за Ка-Лей, когда та была еще младенцем — с тех самых пор, когда мать стала проводить ночи вне дома. В такие ночи Люси часто испытывала острое чувство голода, крохотная Ка-Лей же кричала не переставая. И тогда девочка шла к хозяину лавки, жившему этажом ниже, и просила что-нибудь поесть — не для себя, для малышки. И лавочник учил ее, как кормить младенца из бутылочки. Ка-Лей была тяжелая, и у маленькой Люси просто руки отваливались всюду таскать ее с собой, но она никогда не оставляла ее одну. Кроме того, все время с ней разговаривала. Иногда ребенок переставал сосать соску и словно прислушивался к тому, что говорила Люси. Иногда дитя улыбалось, и изо рта начинало течь молоко, Ка-Мей же при виде этого смеялась как сумасшедшая.

Люси пришлось взять на себя все заботы о ребенке, когда ей исполнилось десять. Мать все чаще уходила из дома и, бывало, отсутствовала неделю и больше. Когда же возвращалась, то выглядела такой усталой, что Люси приходилось ухаживать еще и за ней. Потом мать несколько дней отсыпалась, но, отдохнув, исчезала вновь.

Сначала Люси просила ее не уходить, но просьбы остались безответными, и со временем она привыкла к тому, что матери нет дома. Но девочка по-прежнему ждала ее возвращения — хотя бы потому, что мать привозила из своих странствий деньги. Подчас суммы бывали весьма значительными, и Люси прятала излишек в потайное место, чтобы ребенок не голодал даже во время материных отлучек.

Когда Ка-Мей исполнилось одиннадцать, а Ка-Лей — четыре, труп их матери, плававший лицом вниз среди мусора, вытащили из воды в порту. Но к тому времени Люси скопила достаточно денег, чтобы они с сестрой могли продержаться по меньшей мере год.

Мысли Ка-Мей прервал звук поворачивающейся дверной ручки. Она торопливо вытерла мокрое от слез лицо и села на стуле прямо. Из спальни вышла Джорджина, чтобы приготовить себе и Ка-Лей чаю. На Люси она даже не посмотрела.

— Я кое-что вам купила. — Люси подтолкнула подарки по стойке к Джорджине. Та бросила на вещички один только взгляд и вернулась к приготовлению чая. — Извини, Джорджина. У меня не было выбора. Я слишком много задолжала. Проигралась в пух и прах. Так глупо… Тем не менее деньги требовалось срочно вернуть. Так что другого пути у меня просто не было.

Джорджина поставила чайник и повернулась к Люси. Глаза ее распухли от слез, а руки дрожали от злости и нервного напряжения.

— Значит, у тебя не было выбора?