«Егор, Егор, Егор. Что же мне с тобой делать?! Почему ты вечно сам роешь себе могилу? Тебе нравится над собой издеваться, да?»

«Да, душевная боль меня возбуждает. Кто-то душит себя, пока д*очит, а я вот ищу поводы оттолкнуть от себя людей, люблю, знаешь ли, с размаху мордой о бетон. Прикольно».

«Егор, я вижу перед собой самую смелую книгу в жанре мужской прозы с начала века. Ты понимаешь, что она порвет аудиторию? Поднимет бурю. После публикации тебя будут любить и ненавидеть миллионы, гарантирую. Люди отвыкли от таких текстов. Это так глубоко, что многие утонут, не нащупав дна. О литературе подобного масштаба, о такой… прямой душевной откровенности в нашем веке попросту не принято разговаривать. Оттого подобные книги нужны сейчас, как никогда раньше. Но концовка — прости, полный отстой».

Молчу, она продолжает:

«Хочешь, расскажу, как будет? Прочитав рукопись до конца, тебя либо пошлют, либо купят авторские права, но только для того, чтобы превратить текст в сценарий, который испоганят какой-нибудь пошлятиной. В таком виде, как сейчас, «Ягненочка» в производство не пустят».

«Пофигу».

«Рр-р-р! Столько времени ждала, пока ты вырастешь и сумеешь завершить эту историю, ты вырос и что в итоге? Нифига ты не вырос! Если честно, я расстроена до потери пульса».

«Прости. Мне жаль».

Накосячил по всем фронтам. Глаза окружающим открыл на действительное положение дел, вроде как благое дело совершил, но радости и легкости взамен не получил. Деечонок нельзя бить, их слезы потом тебя изнутри разъедят раскаянием.

А еще… кажется, купание в горном озере дало о себе знать. А может, накопилось просто, третий день сижу дома с температурой, работаю, вроде бы терпимо, но слегка как в тумане. Держался на одном энтузиазме, а как отправил Регине рукопись, голова затрещала. Не лечусь медикаментозно, потому что не привык болеть. Даже не знаю, что там жрать надо, парацетамол какой-нибудь? Выпил кофе, думал — поможет, в итоге хуже стало.

Возможно, у меня какой-то хитрый азиатский или африканский грипп. Кто его знает.

Попросил у Леси осторожно уточнить, как себя Веро чувствует, потому что есть вероятность, что я ее заразил той невиданной дрянью, от которой страдаю сам. По ощущениям — череп расслаивается и тяжелеет, думать совершенно невозможно.

Сплю. Долго. Не могу пошевелиться, башку от подушки не могу оторвать. Вечером понимаю, что надо бы до ванной добраться, а потом попить, горло дерет адски. Может, скорую вызвать? Интуиция подсказывает, что на данном этапе кофе уже не поможет. Интересно, а есть ли у меня чай?

Не помню, когда в последний раз было настолько плохо физически, разве что в глубоком детстве.

На полпути к холодильнику голова внезапно начинает кружиться так сильно, что хватаюсь за стену, сажусь на корточки в коридоре, прислоняюсь затылком к дверному косяку и закрываю глаза. От света они слезятся, нащупываю выключатель и вырубаю лампочку. Сижу некоторое время в темноте. Черт, надо в «скорую» звонить или хотя бы кому-нибудь, вряд ли это нормально.

Радует, что Вероника в порядке. Тайный агент под прикрытием Леся, без одной недели Санникова, ежедневно умудряется осведомиться о здоровье Веро. Мы вроде как… расстались, а я продолжаю тревожиться за соседку. Чушь какая-то. Не моя больше проблема. Но это происходит на каком-то другом уровне. Вот с Регинкой мы редко общаемся, в некоторые годы едва с днем рождения друг друга поздравляем, а мне все равно она не безразлична. Но Регина-то родная, сестренка с которой рос, а Вероника? Еще одна в моей жизни… Сколько таких было? Сколько еще будет? Десятки. Третий вечер сижу в темноте и пялюсь в окно, чтобы увидеть… не знаю — силуэт, цвет одежды, движение какое-нибудь.

Вот лампочка зажглась — вернулась с работы. Мелькнет то на кухне, то в комнате. Штора дернулась.

Что в ней особенного? Точно так же, как и Ксюша, была поймана на измене, а после встречалась с женатым мужиком. Все ее железобетонные принципы удалось сломать за каких-то пару-тройку недель. Один за другим. Легко. Вскрыть по щелчку пальцев. А были ли они вообще?

Она бросила вызов, я победил, как и планировалось, но победа не доставляет удовольствия. Я думаю о том, что она, наверное, плакала после того, как я ушел.

Болеть премерзко. Был бы под рукой пистолет с сигнальной ракетой, применить его самое время. Но пистолета нет, а сотовый в комнате. На некоторое время выключаюсь.