— Если надо будет, брошусь! — на эмоциях прокричала Ира. Только чуть погодя поняла, какую глупость сморозила. Хотя… почему же глупость. Они с Вероникой такое пережили… Не удивительно, что Ира теперь готова на подобные поступки. Но… всё же… бросится под поезд… немного перебор, — подумала про себя Ира. Вернувшись из размышлений, она произнесла: — Мы с Вероникой пережили кое-что серьёзное, поэтому да… я готова на многое ради неё. Она мне дорога, Герман Дмитриевич. И, надеюсь, что вам тоже. — Немного подумав, Ира добавила: — А если нет, тогда я отказываюсь работать в этой компании.

— Да вы издеваетесь… — нервно потирая лоб, сказал Герман. — Что? Как только в кампании настали трудные времена, все тут же решили бежать?! Эти… — Герман схватил лист бумаги, что попался ему под руку, и гневно смял тот, — Бегут как крысы, с корабля! Сволочи!

Он ударил кулаком по столу.

Тем временем Михаил, порядком подуставший от представления и просиживания в одной и той же позе, зашевелился. Он опустил одну руку, размял шею, а затем и вовсе поднялся на ноги.

— Герман, не думай, словно весь мир крутиться вокруг тебя. Ты действительно обидел Веронику. Я бы ни за что такое не простил. А насчёт того, что все бегут… — Михаил взял паузу. Он пожал губы, дёрнул плечами, после чего сказал: — Так ты ведь и сам всех увольнял из-за пустяков. Почему же теперь хочешь, чтобы люди держались за твою кампанию?

— За мою? Мою кампанию?! — взревел Герман.

— И это всё, что ты услышал? — хладнокровно ответил Михаил. — После всего, что я сказал, ты зацепился за это идиотское словосочетание? Герман, — серьёзно взглянув на друга, Михаил замотал головой, — ты эгоист. Совсем не важно, чья эта кампания, даже в такой непросто период. Моя, твоя, наша, ваша — это не имеет никакого значения. Важно только то, что за человек ею управляет. Если ты и дальше будешь думать только о себе, не удивляйся, что совсем скоро от твоей кампании ни останется ни следа.

Михаил развернулся, слабо кивнул Ире, стоящей посреди офиса, и направился к выходу. Перед тем, как покинуть кабинет, он услышал разгорячённое:

— Только о себе?! По-твоему, я думаю только о себе?! Да я только и думаю, что об этом грёбаном агентстве!

Говорить Михаил ничего не стал. Он бы мог развернуться и добавить что-то вроде: «Да, верно, в этом и суть. Ты думаешь только о кампании, но забываешь о работниках. Ты зациклился на себе и своих желаниях, прикрылся этим агентством и умудрился ранить всех, кто был готов ради тебя на многое», — эти слова крутились у Михаила на языке, но он промолчал. Он молча закрыл за собой дверь, взглянул на опустошённую Ксению, что уже не справлялась с горой бумаг, лежащей на её столе, слабо улыбнулся, когда женщина взглянула на него, а затем спокойно отправился в свой кабинет.

— Что это вообще было? — сразу после ухода зама, спросил Герман.

Диана помотала головой.

— Похоже, братик, у тебя серьёзные проблемы, раз уж я единственный человек, у которого ты интересуешься, что происходит с твоей жизнью.

Герман взглянул на Иру, всё ещё стоящую посреди кабинета.

— У вас есть ещё вопросы? — спросил он у неё.

Ира была готова стоять на своём до последнего. Она твёрдо кивнула несколько раз.

— Конечно есть. Вы ведь до сих пор не ответили.

Пытаясь скрыть раздражение, Герман ответил как можно более сдержано:

— На что? На что я должен был ответить, Ирина? На вашу истерику?

Однако и это не помогло, так как начальник то и дело дёргался, точно ненормальный. Точно вот-вот подорвётся и начнёт кричать, размахивать руками или вовсе, чего хуже, — станет кидаться предметами.