— Да я бы лучшего себе и не искала. Но вы в самом деле дачу раздумали продавать, или просто из жалости ко мне все это затеяли?

Лера засмеялась:

— Правда. Так что вы нас очень выручите.

Радуясь первому за сегодняшний день лучику улыбки на лице Леры, я добавил:

— Не мешало бы оговорить ваше жалование. Я не могу позволить вам бесплатно охранять дом.

Ольга Алексеевна вздохнула:

— Одним из условий, на которых меня отпустил Андрюша, была очень приличная пенсия. Так что я договорилась с ним, что основной капитал, который мне достался по завещанию, я оставлю в его распоряжении, а сама буду получать от него выплаты. Так гораздо лучше, тем более, что родных у меня нет, и капиталы завещать мне некому. Так что жалование мне не нужно. Вот разве что на дом какие расходы будут, так я отчитаюсь. А самой мне много не надо.

Я кивнул.

Ольга Алексеевна заторопилась:

— Пойду, Маше на помощь.

Мы договорились, что перед отъездом оставим ей все ключи. Лера уговорила ее на время ремонта во флигеле пожить в доме, и Ольга Алексеевна согласилась.

— Вот только провожу своих, можно и переехать.

Я оставил Леру в комнатах, и вышел за Ольгой Алексеевной на крыльцо.

Тихо попросил ее:

— Не удивляйтесь моей просьбе, пожалуйста. Я хотел бы, чтобы вы дали мне знать, нашлась эта сорочка, или нет. Хорошо?

Женщина удивилась:

— Сорочка Аллы? Ну, хорошо, если вам это так интересно. Возможно, Маша плохо искала. Между нами говоря, она та еще растеряха.

Я поднялся к Лере. Она раскрыла одну из коробок и присела перед ней.

Вынула большую куклу с облупившимся носом и свалявшимися волосами, пачку детских журналов.

— Надо все это выбросить. Зачем бабушка все хранила, не знаю. Этой кукле, например, сто лет. А вот это я бабушке сделала панно, на день рождения. Смотри, сухие листья еще не выцвели.