Из-под груды старых покрышек в углу Миша достал пакет с валютой и ботинки с «бриллиантовыми» каблуками. Переобулся, со смешком глядя на вытаращенные глаза Дробызгалова за лобовым стеклом автомобиля. Со стеллажа снял чемодан, прикрытый от пыли упаковочной бумагой.
Постоял в тяжком раздумье. Затем, открыв дверь «Жигулей» и коря себя, привязал к рулю вторую руку Евгения, а шею на старом собачьем поводке укрепил вплотную к подголовнику кресла.
— Вот так оно понадежнее, — произнес удовлетворенно, не принимая во внимание зверское мычание и хрюкание онемевшего поневоле Дробызгалова. — Не бойся. Смертного греха на душу не возьму. Дня через три позвоню в ментовку твою хотя бы и из Берлина.
Он погасил в гараже свет и запер тяжелые двери.
Через пять минут такси уносило его в аэропорт. Ощупывая нывшую от неудачного падения ногу, Михаил размышлял, застанет ли он в Шереметьево-2 знакомую даму, твердо гарантировавшую место «на подсадку». В крайнем случае, придется звонить ей домой. Предстоит и звонок родственникам относительно похорон... Надо же, не суметь даже деда похоронить, что за жизнь... А какая впереди? Кто знает... Не исключено, что сегодня придется ночевать в камере — ведь валюту и камни он вынужден везти на себе, и выхода никакого... Ладно. Если в камере — значит, не судьба. А вдруг... вдруг и доведется пройтись ему по этому сказочному, из недостижимых фантазий, Брайтону? Ах, если бы...
Через считанные часы на него уже смотрели проницательные глаза таможенника.
БОРЯ КЛЕЙН
— Алик, падла, с кого получать двадцатник? — возмущался Боря, входя в столовую, где Алик тушил мясо к ужину. — Слышь, старший кок? Где шеф? Там меня проводили честь по чести, на шикарном иностранном «мерседесе», а тут колупал до Бруклина на вонючем отечественном «шевроле» из «кар-сервиса»... Хорошо, водила знакомый, с третьего Брайтона... Приятели расцеловались.
— А подарок? — спросил Алик вкрадчиво, но с напором. — Из-за границы?
— За мной, — сказал Боря, выкладывая на стол пакет из кармана куртки. — Где шеф-то, действительно?
— Должен вроде тебя встречать... — Алик повернул голову в сторону холла.
Дверь в дом, оставшаяся незапертой, отворилась, и на пороге появились трое людей: тип двухметрового роста в длинном, модном плаще и двое полицейских — оба в затемненных очках, руки — на рукоятях «кольтов».
Боря машинально потянулся к лежавшему на столе пакету.
— Не двигаться! — усмотрев его движение, рявкнул парень в плаще, и пистолеты полицейских в ту же секунду направились в сторону Бори и Алика.
Капнул жир из чугунка в газ, и едко зашипело в наступившем безмолвии.
Тип в плаще произнес длинную, видимо, из официального ритуала, фразу. Ни Алик, ни Боря толком ее не поняли. Что-то о правах и обязанностях.
Уяснив существование языкового барьера, тип задал вопрос попроще:
— Вы кто такие?
— Друзья... хозяина, — молвил Алик, глядя на чугунок скошенными к кончику длинного носа глазами и машинально отирая руки о замасленный фартук.
Тип, подойдя к столу, взял в руки пакет.