Борис прочел:
— Фирма «Процессинг систем» вызывает к себе специалиста по нелинейным уравнениям, доктора Бориса Клейна для научной консультации в филиал фирмы...
— Телекс в консульство уже дан, — продолжил Фридман. — Визу получишь без задержки.
Выйдя из дома, Борис остановился у своего «линкольна» и, облокотившись о крышу автомобиля, как-то грустно и ни о чем призадумался, глядя вокруг.
Тихая улочка Манхэттен Бич с односторонним движением. Особняки один другого краше — от наисовременных с тарелками антенн космической связи до сказочно-средневековых, словно из датских и шведских преданий. Серебристые ели, по линеечке подстриженные кустарники, лужайки перед вылизанными фасадами. И — золотая, ослепительная ширь океана, заполонившая горизонт. Обыденная в общем-то картина. Дай ему посмотреть на нее несколько лет назад, вероятно, не поверил бы этакому счастью. Здоров, сыт, при деле, полный бумажник долларов, да и «линкольн», который никакому московскому барыге даже во сне не снился... А сейчас это явь. Скучная и по большому счету никчемная. Прав хитрый Фридман. Никуда его посылочка не денется, и полетит Боря во Франкфурт, и привезет все, что положено, и будет послушен и раболепен. Ибо все финиши пройдены и рекорды поставлены. Есть семья, деньги, работа, есть схема жизни. Очень жесткая. Как глубокая российская колея. Он потратил столько сил и нервов, чтобы попасть в нее, что уже никогда не рискнет вырваться в какие-либо иные просторы... Он презирает этот затрапезный Брайтон Бич, но закон Брайтона настиг его, как ковбойское лассо упрямого бычка, и повязал намертво. Да и чем отличается он от обитателей русскоязычного гетто? Разве — спецификой бизнеса. Все. Теперь — однообразный путь в колее.
У знака «стоп» при выезде на главную дорогу он остановился, откинувшись по инерции в сиденье. Вспомнил назидания инструктора автошколы: на экзамене перед данным знаком ты должен обозначить мягкий, но явный «откат», «фул-стап»[18]. Затем осмотреться. Будешь лихачить — срежут сразу.
Да, он запомнил. Он становится дисциплинированным и боязливым на этом свободном Западе. Как все. Он уже боится законов, штрафов, потери работы и поисков ее...
Он крупно влип. Но, может, так оно даже и лучше.
МАРИНА АВЕРИНА
Все произошло крайне просто, вопреки затейливым схемам, разработанным Маврой, где фигурировали варианты отхода, наем боевых сил, должных отрезать в случае какого-либо инцидента охрану Фридмана, наконец, привлечение к операции братца Михаила, владеющего, по его словам, средствами медикаментозного воздействия...
Валерий внезапно приехал к Марине утром, без предупреждения, отвез ее позавтракать в кооперативное кафе, без умолку говорил о том, что в течение недели заключит с ней брак, ибо плохое прошлое забыто и нечего о нем вспоминать; далее просил организовать срочную встречу с Джейн, поскольку сегодня вечером должен отбыть на неделю по делам из Москвы, и, поддавшись на его настойчивые уговоры, Марина, набрав номер, сообщила Мавре:
— Будем у тебя в четыре часа, леди.
Некоторое время Фридман ездил по всяким организациям и фирмам, а после, отпустив на отдых своих мордухаев, как их определила Марина, сказал:
— Все. Теперь свободны, едем.
— А...
— С собой, — упредил он ее вопрос. — Вручу твоей подруге лично. И дам ценные указания. Куда рулить?
— Большая Грузинская.
В крайнем случае, как решила Мавра, они засветят эту квартиру, принадлежащую одной из московских иностранок, ныне находящуюся по месту своего постоянного проживания в Гамбурге, но иностранка не знает ни о Марине, ни о Мавре, равно как ни о подобранных к квартире ключах, и «уголовное» следствие наверняка зайдет в тупик. Марина уже сегодня скроется, а через неделю объявится в Берне, где база для нее подготовлена. Контрабанду бриллиантов Мавра брала на себя.
— Большая Грузинская? — переспросил Фридман. — У нее там квартира, у Джейн?
— Нет, квартира подруги, та сейчас в отъезде. А у Джейн... там у каждой стены по десятку ушей.