— Это не секрет, — разводил руками Иосиф.

Доходным делом, как Борис уяснил, была купля-продажа бриллиантов свыше карата, но таковые камни из Страны Советов вывезли ранее, и ныне на рынке они появлялись редко. Вместе с тем несколько таких камушков у Бори имелось, но там — в Союзе, на хранении у Миши Аверина, вместе с некоторым количеством валюты. Существовала и дача в Малаховке, но как одно, так и другое пребывало за тридевять земель, а часовые покинутой родины стояли серьезной преградой на пути реализации данной собственности.

Владелец фирмы из Нью-Джерси, имеющий офис в Москве, Бориной дачей заинтересовался.

— Малаховка! — убеждал его Боря. — Рай! Дом как у Суворова! Стоит как свечка! Пятьдесят тысяч долларов, вот письмо к моему другу Мише, он устроит переоформление! Такой домишко здесь, на Манхэттен Бич, миллион весит!

Фирмач саркастически улыбался, замечая, что Малаховка и Манхэттен Бич — очень разные регионы планеты, во-первых; во-вторых, пятьдесят тысяч долларов — это миллион хотя и жалких рублишек, но жить с миллионом в СеСеСеРе можно ого-го!

— Ты прав, — соглашался Боря. — Это не секрет. Но что я могу сделать? Дай хотя бы десятку...

— Пять тысяч, — отрезал фирмач. — И то, когда посмотрю твой дом Суворова. — Фирмач прекрасно знал русский.

С фирмачом Боря отправил приятелю Мише письмо, где выразил беспокойство относительно своих ценностей, предлагал любые совместные предприятия, а также выразил готовность прислать гостевой вызов. Ответ пришел быстро, но ответ расплывчатый: предложение, дескать, перспективное, буду думать. А о заначке не беспокойся, цела.

Пока Михаил думал, Борис действовал. Гениальная идея осенила его, и он теперь думал над способом ее воплощения. Идея заключалась в выращивании котов. Но котов не простых, а котов-контрабандистов. Идею Боря продумал до тонкостей и активно искал спонсора, не бросая вместе с тем занятий таксиста, грузчика, подручного Иосифа, массажиста для старичков из синагоги и разнорабочего.

Бетонируя площадку перед гаражом в соседнем районе Бронкса у респектабельного итальянского босса, Боря, утрамбовывая наст у статуи, изображавшей молящегося ангела, мучительно подыскивал английские слова, дабы объясниться с хозяином дома, что в панамке, темных очках и шортах сидел в креслице возле бассейна и, водрузив на полный живот запотевший высокий стакан с аперитивом, хмуро взирал на Борины манипуляции.

— Мистер Каталино, — позволил себе обратиться Борис к боссу. — Странно звучит, но вообще-то я занимаюсь бриллиантами...

— Чем?

— Бриллиантами...

— Ты... бетонируй, — сказал хозяин. И отхлебнул из бокала.

Боря умолк, слегка задетый, однако отношение к себе со стороны итальянца посчитал, увы, объективным.

Закончив тяжкий труд, подошел к боссу за гонораром. Раскрылся бумажник, из которого была извлечена двадцатка, а узрел Боря в бумажнике столько наличных крупнокалиберных купюр и столько кредиток, что слюни потекли от зависти.

— Мистер Каталино, — вновь произнес он. — Конечно, сейчас я слабый, вам неинтересно поддерживать со мной разговор, но в России вот так же бетонировали неимущие люди и у меня на вилле. В Малаховке. Не слышали о таком местечке?

Мистер Каталино напряг память, но о Малаховке так ничего и не вспомнил.

— Так вот, — продолжал Боря. — В России уйма алмазов. И мы могли бы их сюда вывозить. У меня есть концы в Якутии, там алмазы и добывают. О Якутии в курсе?

Вновь тяжкое напряжение памяти, и вновь отрицательный результат напряжения.