— Вы нам уже неопасны, Ведерников, — тем временем после небольшой паузы продолжил худощавый. — И все же мне не хочется конфронтации. Поэтому я предлагаю соглашение: вы изымаете из дела Лукашова ту записочку, которую написала Тина Павловна за день до смерти мужа, а мы вам выдадим его убийцу. Думаю — нет, уверен! — что вы сразу же получите повышение по службе и награду. Игра стоит свеч.

В. А.! Это он! Как же мне это сразу не пришло в голову?! Худощавый, видимо, прочел в моих глазах, что я понял, с кем имею дело, и с высокомерным видом кивнул, клюнул своим хищным носом-клювом.

— Нет! — ответил я твердо, насколько мог.

— Я в вас не обманулся... — В. А. посмотрел на часы и встал. — Уже ночь, поздно, а у меня еще есть кое-какие безотлагательные дела. Привяжите его, да покрепче, — приказал он своим подручным, недобро зыркнув на меня ледяным взглядом.

Приказ В. А. они исполнили быстро и на совесть — через одну-две минуты я был в буквальном смысле распят на арабском кресле. Сильная боль в грубо вывернутых назад руках вдруг всколыхнула всю мою ненависть к этим подонкам.

— Паскуда... — не сдержался я и выругался крепко, с яростью и вызовом глядя прямо в глаза В. А., который стоял напротив. — Все равно тебя достанут, не я, так другие.

— Весьма возможно, — спокойно ответил В. А. — Правда, это очень непросто, смею уверить вас. А по поводу записки Тины Павловны... Мы обойдемся и без вашей помощи. К утру записка будет лежать в моем кармане.

— Лозовой?.. — вырвалось у меня непроизвольно, — и тут же я едва не до крови прикусил губу: что ты болтаешь, олух царя небесного?!

В. А. вздрогнул. От его невозмутимости не осталось и следа: лицо пошло красными пятнами, в глазах полыхнула жестокость.

— Та-ак... — протянул он. — И это раскопал... Тем хуже для тебя — чересчур много знаешь... — В. А. на некоторое время задумался, Феклуха! — наконец прокаркал он вдруг охрипшим голосом: и, показав на дверь одной из спален, резко щелкнул пальцами.

— Гы... — придурковато осклабился Феклуха и в нерешительности затоптался на месте. Но, натолкнувшись на тяжелый взгляд В. А., отшатнулся в испуге и как-то боком, по-крабьи, завороженно глядя ему в глаза, потопал в спальню.

— Заткни менту пасть, — скомандовал В. А. второму бандиту.

Когда тот засовывал мне в рот кляп, я едва не потерял сознание от боли в сломанной челюсти.

— Ты сам выбрал свой путь. — В. А. склонился надо мною. — Я чуть было не совершил ошибку. Я думал, что ты все-таки внемлешь голосу рассудка и оставишь это дело. А возможно, и согласишься работать на нас. Увы, увы... — Голос его стал неприятным, скрипучим. — Я обязан принять меры предосторожности, несмотря на то, что ты вызываешь во мне симпатию...

За дверью спальни, где находился Феклуха, послышался какой-то шум, затем сдавленный крик или стон. В. А. недовольно поморщился. Дверь отворилась, и в гостиную вошел Феклуха, облизывая окровавленный палец.

— Курва... — заматерился он. — Грызанула мать ее... Все, шеф, кранты. Преставилась. Аппетитный был бабец, гы-гы...

— Помолчи! — резко оборвал его В. А. — Принеси канистру с бензином. Она в багажнике машины, — повернулся он ко второму своему подручному, который с безучастным видом стоял, прислонившись к стене, и поигрывал уже знакомым мне автоматом «узи».

— Бу сделано... — буркнул тот и не торопясь, вразвалку, пошел к выходу.

— А ты тащи сюда газеты, журналы, книги... любые бумаги, которые найдешь, — обратился В. А. к Феклухе. — Да поживей! Мы сейчас побрызгаем здесь бензином, — снова нагнулся он надо мной, — подожжем, и все превратится в пепел. И ты тоже. А уже сегодня утром у меня будет не только эта вшивая записка, но и все остальные бумаги по делу Лукашова. Вот так.

Он смотрел на меня со злобным торжеством, упиваясь моей беспомощностью.