— Вот видите. Это смягчает вину... И потом, кто знает, может быть, он защищал достоинство свое и честь.

— Браво, — рассмеялся Кручинин. И подмигнул. — Вы защищали свою честь?

— Перестаньте, Виктор Петрович. Я похож на убийцу?

— А вы знаете человека, который действительно похож?

— Нет, вы и впрямь?.. Считаете, что я... Я? Что я мог?

— А почему бы и нет, Алексей Лукич? Сложно жить на этом свете.

— Перестаньте... В конце концов... просто оскорбительно.

— Вот как? Оскорбительно? А лгать? Скрывать? Недоговаривать? Вы добиваетесь, чтобы я привлек вас, если не за убийство, то за лжесвидетельство?

— Извините, Виктор Петрович. Я устал.

— Почему вы упорствуете?

— Я уже объяснял.

— Неубедительно.

— Иначе не умею, — раздраженно сказал Изместьев и отвернулся. — Устал я — неужели не видите? Устал... Устал.

— Извините, если что не так, — ласково сказал Кручинин. — Я не мучитель. И не Захер-Мазох какой-нибудь. Самому противно. Будьте здоровы. Но я не прощаюсь. К следующей нашей встрече, пожалуйста, приготовьте что-нибудь поосновательнее, — он подбросил шарик и продекламировал: — Все равно надежды нету на ответную струю. Может, сразу к пистолету устремить мечту свою?

И, пританцовывая, пошел прочь.

— Фигляр, — процедил сквозь зубы Изместьев, глядя ему вслед. — Экспонат с Канатчиковой дачи.

— Вы кто по профессии, Алексей Лукич?

— Сторож.

— Браво, — улыбнулся Кручинин. — Не правда ли, в действительности все совеем не так, как на самом деле?

— Совершенно верно. На самом деле инженер-механик. Технический вуз. Специалист, как выяснилось, никудышный... Затем... немного самообразования — в основном по части гуманитарной. Пробовал переменить профессию. Писал. Два рассказа даже напечатал.