— Здравствуйте, — с достоинством ответил он на жесткое рукопожатие тонкой, но сильной ладони. И с удивлением в голосе спросил: — Вы Логвинов?

— Да, Ким Климович. Присаживайтесь.

«Вот тебе и Кузьма Кондратьевич! — подумал Илья. — Как же Смолянинов на работе такого патлатого держит?»

Илье не хотелось сидеть, хотя он целый день провел на ногах. Его заинтересовал костюм собеседника, облегавший тело хозяина плотно, но не стесняя движений. Из обшлагов рукавов тонюсенькой, не толще спички, полоской выглядывали твердые, даже на взгляд, рукава сорочки. Завершался туалет умопомрачительным галстуком. Темно-красный, в слегка мерцающую крапинку, он удивительно гармонировал с цветом костюма и делал человека очень нарядным. Даже не столько нарядным, сколько солидным.

Илья, стараясь не глядеть на него, устроился спиной к окну, спрятав под стул свои забрызганные уличной грязью, заметно поношенные туфли. Он невольно позавидовал этому человеку: когда ему самому приходилось надевать обнову, за версту было заметно, что не костюм принадлежит хозяину, а наоборот.

В наступившей тишине Илья чувствовал себя неловко. Ему вообще редко приходилось заглядывать в кабинеты, сидеть за столом. Разве что, когда проводил прием населения. Основное место его работы — улица, дворы, подъезды домов, иногда квартиры излишне расшумевшихся граждан или тех, с кем он вел профилактическую работу. Там все ему знакомо и привычно, а здесь как-то не по себе под бесстрастным взглядом хозяина кабинета.

— Вы давно в милиции? — спросил вдруг Ким.

— Пятый год. А вы?

— Девять.

— А я думал, новичок. Что же я тебя раньше-то не встречал? — незаметно для себя переходя на «ты», удивился Илья. — Все больше в кабинете?

— По-разному. Сначала в сельском районе работал, потом в оргинспекторском отделе. А ты с чего начал? — принял предложение Ким.

— С задержания, — улыбнулся своим воспоминаниям Карзанян. — На второй день, как в отдел пришел, поехал в райком на учет вставать. А в трамвае, гляжу, у тетки кошелек из сумки какая-то девица тащит.

— Судили?

— Угу, только не ее, а меня. Чуть было под товарищеский суд не угодил. Чего улыбаешься? За нарушение законности. Точно. Я воровку в отделение привел, а у нее с собой не то что кошелька — копейки нет.

Такой трам-тарарам устроила... Жалобу прокурору на меня написала. Хорошо, хоть свидетели были.

— Выбросила, что ли, кошелек?

— Как же, выбросит такая! Передала кому-то в трамвае.

— А суд?

— На первый раз простили, общественным порицанием ограничились.

— Так в другой раз и связываться не захочешь, — со скрытой иронией заметил Ким.