– Как ты, сын? – услышал он голос матери. Как всегда, холодный и бесстрастный. Как всегда, то же обращение – «сын». Она никогда не звала его по имени. Только «сын». Как и он. Никогда не называл ее мамой. Он вообще никак ее не называл.

– Бывало и лучше, – неожиданно для себя повторил Юлий слова отца, всегда произносимые тем в кризисных ситуациях, и забился в рыданиях, потому что воспоминания об этом оказались невыносимы.

– Не скули, – строго приказала мать. – Поедешь в Феодосию к дяде Славе. Гена тебя отвезет. Я с тобой свяжусь.

И повесила трубку. Вот и весь разговор. Все утешение. Ему даже не дали возможности проститься с отцом.

– Ты на Эвелину Юрьевну не обижайся, – понимающе сказал Че Гевара спустя некоторое время. – Ей сейчас тоже не сладко. Ей за ваш семейный бизнес бороться надо. На тебя у нее просто нет времени.

У нее никогда не было на него времени. И не было ни малейшей надежды, что когда-нибудь оно появится.

Че Гевара, оставив Юлия в Крыму, на первых порах звонил. Может быть, по поручению матери, может, потому что в самом деле жалел парня. От него Юлий узнал, что на месте покушения обнаружили брошенный киллерами гранатомет «Нетто», хорватский пистолет-пулемет «Аграм» и кучу стреляных гильз. Оружие отследить не смогли. Че Гевара сказал, что начавшие с недавних пор входить в моду пистолеты-пулеметы этой марки производятся едва ли не в школьных мастерских и не имеют маркировки. Никакого заводского отстрела. Никакой пулегильзотеки. Сбитый отцом Дед Мороз либо выжил, либо его мертвое тело успели увезти товарищи. В любом случае других погибших, помимо отца, на месте покушения не обнаружили.

Понизив голос, Че Гевара сообщил, что буквально через неделю после покушения дюжина людей в черных масках взяла штурмом принадлежавший Тараскиным большой завод по производству ликеро-водочных изделий. Прикрываясь купленным решением суда, они взашей выгнали прежнее руководство, поменяли учредителей. Та же участь постигла и ресторан с гостиничным комплексом «Тарас». Новым хозяином бизнеса стал некто Андрей Германович Пасечник. Доселе неизвестный, но быстро идущий в гору коммерсант.

Юлий и раньше слышал эту фамилию от отца. Кажется, отец называл его пронырой, который спит и видит, как наложить лапу на их бизнес, но только напрасно старается: он, отец, пока жив, этого ни за что не допустит.

Вот именно, пока жив. Нельзя было произносить такие слова. Нельзя.

– Не вешай нос, юноша, – подбадривал Че Гевара. – Твоя мать разберется.

– Что она может сделать?

– Плохо ты ее знаешь. Еще как разберется.

Мать разобралась. Разобралась, что это за человек Пасечник. Разобралась, что сила не на ее стороне, продала недвижимость, перевела в офшор уцелевшие активы и сама укатила вслед за ними.

Юлий остался у двоюродного брата отца. Дядя Слава, до этого мальчик ни разу его не видел, оказался забавным толстяком – эпикурейцем, большим любителем еды, анекдотов и отъявленным матерщинником. Год назад отец помог ему построить небольшой пансионат под Феодосией. Человеком дядя Слава оказался благодарным и принял Юлия как родного. У него было двое сыновей – жуликоватых парней, старше Юлия, которые тут же взяли шефство над своим троюродным братом. Шефство это было достаточно своеобразным – через год Юлий уже спокойно мог открыть стоявшую на сигнализации иномарку, а когда учился в выпускном классе, его два или три раза чуть было не повязали менты. Но обошлось.

Закончив школу, он связался с матерью, которая к тому времени жила в Швейцарии, и спросил ее, что делать дальше. Та посоветовала получить высшее образование, со вздохом сказав, что, так и быть, возьмет на себя связанные с учебой расходы. Ее слова звучали так, словно она откупалась от сына, чтобы он, не дай Бог, не прикатил к ней.

Юлий вернулся в родной город, где у него оставалась единственная не проданная матерью двухкомнатная хрущевка, полученная отцом под занавес Советского Союза, когда тот еще работал инженером в проектном институте. Старый отцовский друг, знакомый Юлию еще с тех самых пор, когда отец брал его с собой на мероприятия, помог без проблем поступить на юридический факультет, а потом и устроиться в правоохранительные органы, благо юношеские проделки Юлия во время пребывания в Крыму в анкеты не попали.

Все эти годы, особенно поначалу, Юлий думал о том, сможет ли когда-то отомстить за смерть отца. Одно время он даже мечтал стать киллером, спокойным, хладнокровным, таким, как герой старого фильма «Механик», сыгранный Чарльзом Бронсоном (романтичный образ Леона-киллера ему нравился куда меньше). И все ради того, чтобы поквитаться с убийцами. Вот только что надо делать, чтобы стать этим самым киллером, Юлий не знал, а когда спросил об этом своих феодосийских братьев, те долго смеялись.

– Оно тебе надо? – успокоившись, спросил наконец старший, Гера.

– Надо. Хочу гада этого достать, который отца убил.