Она беззвучно вздыхает и вскидывает обе руки:

– С ним все не настолько легко. Если он тебя зацепил – иди и проведи по-настоящему классный вечер. Но если в животе порхают бабочки и чувствуешь малейший риск в него влюбиться, то…

– То лучше пусть он простоит там один весь вечер?

– То пусть простоит там всю ночь.

Когда на следующий день ранним вечером я возвращаюсь домой, дверь из комнаты Оливии лежит на двух стульях посреди нашей соединенной с кухней гостиной, а свежая краска баклажанового цвета капает на застеленный газетами пол.

В бирюзовых волосах Оливии появились баклажановые пряди. Интересно, оно смоется, или можно считать, что она покрасилась?

– Ты уже волнуешься? – любопытствует она, прокрашивая кисточкой края. – Из-за предстоящего свидания?

– Никакого свидания, – откликаюсь я. – Сегодня приходила почта?

Оливия бросает на меня взгляд и закатывает глаза.

– Да, была. Счета, они приколоты к холодильнику.

– Но из музея все еще ничего?

– Билли. Если придет почта из музея…

– То ты мне позвонишь, знаю. Прости. – Протиснувшись к холодильнику мимо громадной двери, лежащей на пути, я внимательно изучаю счета. Мы с Оливией делим все, что касается квартиры, пополам, и тем не менее иногда нам обеим приходится туго. Мне – потому что, работая официанткой в студенческом кафе, больших денег не заработаешь; а Ливи – потому что родители оплачивают ее обучение и разумный образ жизни, но не регулярные налеты на магазины одежды. Ее аргумент «Но это же все секонд-хенд!» совершенно не соответствует действительности, так как дизайнерские шмотки, от которых ей сносит крышу, даже после двадцати семи хозяев стоят целое состояние.

– Сорок фунтов за краску? – говорю я. – Что ты собралась красить, Оливия?

– Как здорово, что ты спросила. – Подруга убирает волосы назад и тем самым красит себе еще одну прядку. – У меня есть еще розовый и бирюзовый. Можешь выбрать цвет для своей двери, а другой пойдет на дверь ванной.

– О’кей, – тяну я. Наше неписаное правило: за оформление квартиры отвечает Оливия, так как она изучает дизайн. Медиадизайн, правда, а не дизайн интерьера, но не хочу придираться. Она уже давно живет в квартире в районе Уолтон. Когда я перебралась в Ливерпуль, я спала на заднем сиденье Гомера и отправляла заявки на любую съемную комнату и любую работу, которую только могла найти, а она как раз выгнала своего предыдущего соседа из-за плесени и коробок из-под пиццы. Я до сих пор считаю, что такое может быть допустимо. Оливия была другого мнения, мы спорили до позднего вечера, и я сначала осталась на ночь, а потом и насовсем. Это по-настоящему классная квартира над арабским барбершопом и с пабом напротив, что в сочетании означает шум от рассвета до заката – однако этот шум поначалу меня заворожил, а теперь убаюкивает. Все здесь искреннее и живое, люди ссорятся, радуются, любят и поют либо со всей страстью, либо вообще никак. На меня это действовало так расслабляюще, как монастырь молчальников[17] на человека, не переносящего шум. Я не переносила тишину. Безупречный порядок и чистоту. Запрет на все запахи, кроме комнатных ароматизаторов или духов.

– Кстати, я не ослышалась? – спрашивает Оливия, пока я, вплотную прижавшись к стене, пробираюсь мимо ее двери к своей комнате, чтобы не испачкаться краской. Черт. Я надеялась, что она вспомнит про свои вопросы, только когда будет уже слишком поздно.

– Или что это значит – никакого свидания? Вы же идете ужинать. В доках, ты сама говорила. Уверена, он поведет тебя в Чайна-таун. Там отличные суши.

Что было бы весомым аргументом, потому что суши я люблю.

– Суши японские, а не китайские.