- Скажи им, Беатриса, - Винсент ткнул в сторону полицейских. Тут его взгляд упал на несколько машин, вокруг которых суетились люди, грузя клетки. В голове мелькнула страшная догадка. Он бросился к зданию.

       - Винсент, - крикнула позади Акено, но он уже не слышал. Это действительно клетки с лабораторными животными. Среди которых Винсент узнал и своих шимпанзе.

       - Стойте, - закричал он, хватаясь за одну из клеток. - Вы не имеете права. Они принадлежат нам.

       Все вокруг возмущенно загалдели.

       - Вот он. Живодер. Садист. Кончилось ваше время, - раздавалось вокруг. Толстый мужик оттолкнул его от клетки. - Вы больше не сможете мучить бедных зверюшек, - завизжала ему в лицо какая-то женщина.

       Оттолкнув ее, Винсент снова рванулся к одной из клеток с шимпанзе, уже исчезающей в фургоне. Но его снова отбросили назад. Кто-то ударил в лицо, и он оказался на земле. Вокруг завопили еще больше, раздались крики "Бей живодеров". Несколько раз его успели пнуть, прежде чем над головой раздался строгий окрик.

       Полицейские вытащили Винсента из толпы на относительно безопасное расстояние. Со стороны этих "защитников животных" неслись крики и угрозы, а он со слезами смотрел, как фургон с его шимпанзе уезжает.

       - Успокойся, Винс, - обняла его сзади Акено. Ее тепло и тихий мягкий голос почти всегда успокаивали его. Но не сегодня.

       - Это же конец, - прошептал он. - Конец нашей работы.

       - Ничего не конец, Винс, успокойся.

       - Семьдесят лет. Почти 70 лет, Акено, - медленно повернулся он. - Семьдесят лет человечество ищет вакцину от ВИЧ. И у нас почти получилось. Осталось ведь совсем немного.

       - Мы продолжим исследования, Винсент, - мягко сказала она. - Они всю проверят, снимут запрет, и мы продолжим.

       - Когда это будет?

       - Или можем перейти в другой институт. У нас же есть дома почти все данные.

       - Неужели ты не понимаешь, Акено, - он заглянул ей в глаза, ища этого понимания. - Мы, мы только разрешения на эксперименты с шимпанзе у чертова комитета по этике добивались целых два года. И на проверку вакцин потратили еще пять. Если мы уйдем в другой институт, это отбросит нас на целых семь лет. Семь, понимаешь?

       - Понимаю, - кивнула она. - Но ведь мы все равно ее сделаем, правда?

       - Сделаем, - он ощутил необычайную горечь этого вроде бы обнадеживающего слова. - Каждый год умирает пять миллионов человек. За семь лет тридцать пять миллионов жизней. Им уже будет неважно, что мы сделаем.

       Акено опустила глаза.

       - А что мы можем?

       - Не знаю.