Автоматизация в отрасли также может способствовать росту занятости в этом секторе или в экономике в целом, если она снижает затраты или достаточно сильно повышает производительность. Новые рабочие места в этом случае могут появиться либо за счет неавтоматизированных задач в той же отрасли, либо за счет расширения деятельности в смежных отраслях. В первой половине двадцатого века быстрый рост производства автомобилей повысил спрос на целый ряд неавтоматизированных технических и канцелярских функций. Не менее важно и то, что рост производительности труда на автомобильных заводах в эти десятилетия стал одним из основных факторов расширения нефтяной, сталелитейной и химической промышленности (вспомните бензин, кузова автомобилей и шины). Производство автомобилей в массовом масштабе также революционизировало возможности транспорта, что позволило развиваться новым видам розничной торговли, развлечений и услуг, особенно по мере изменения географии городов.
Однако будет создано мало новых рабочих мест, если прирост производительности от автоматизации невелик - то, что мы называем "так себе автоматизация". Например, киоски самоконтроля в продуктовых магазинах приносят ограниченный выигрыш в производительности, поскольку они перекладывают работу по сканированию товаров с сотрудников на покупателей. При внедрении киосков самообслуживания кассиров становится меньше, но значительного повышения производительности, стимулирующего создание новых рабочих мест в других местах, не происходит. Продукты не становятся намного дешевле, не происходит расширения производства продуктов питания, и покупатели не ведут иной образ жизни.
Ситуация для работников становится столь же плачевной, когда новые технологии сосредотачиваются на наблюдении, как и предполагал паноптикон Джереми Бентама. Улучшение контроля за работниками может привести к небольшому повышению производительности труда, но его основная функция заключается в том, чтобы вытянуть из работников больше усилий, а иногда и снизить их заработную плату.
Не существует бандвагона производительности от слабой автоматизации и наблюдения за работниками. Даже новые технологии, обеспечивающие нетривиальный прирост производительности труда, не приносят никаких результатов, если эти задачи направлены преимущественно на автоматизацию и отбрасывают работников в сторону. Промышленные роботы, которые уже произвели революцию в современном производстве, дают мало или вообще не дают никаких преимуществ для работников, когда они не сопровождаются другими технологиями, которые создают новые задачи и возможности для человеческого труда. В некоторых случаях, например, в промышленном центре американской экономики на Среднем Западе, быстрое внедрение роботов вместо этого способствовало массовым увольнениям и длительному региональному упадку.
Все это заставляет вспомнить, пожалуй, самое важное в технологии: выбор. Существует огромное количество способов использования наших коллективных знаний для улучшения производства и еще больше способов направления инноваций. Будем ли мы использовать цифровые инструменты для наблюдения? Для автоматизации? Или для расширения возможностей работников путем создания для них новых продуктивных задач? И куда мы направим наши усилия для будущих достижений?
Когда "вал" производительности слаб и отсутствуют самодействующие механизмы коррекции, обеспечивающие общие выгоды, такой выбор становится более значимым - и те, кто его делает, становятся более влиятельными, как в экономическом, так и в политическом плане.
Таким образом, первый шаг в причинно-следственной цепи "бандероли производительности" зависит от конкретного выбора: использование существующих и разработка новых технологий для повышения предельной производительности труда работников, а не просто автоматизация труда, сокращение работников или усиление надзора.
Почему власть трудящихся имеет значение
К сожалению, даже увеличения предельной производительности труда работников недостаточно для того, чтобы "вагон производительности" повысил заработную плату и уровень жизни для всех. Напомним, что второй шаг в причинно-следственной цепочке заключается в том, что увеличение спроса на работников побуждает фирмы платить более высокую заработную плату. Есть три основные причины, по которым этого может не произойти.
Первая — это принудительные отношения между работодателем и наемным работником. На протяжении большей части истории большинство сельскохозяйственных работников были несвободны, работая либо в качестве рабов, либо в других формах принудительного труда. Когда хозяин хочет получить больше часов труда от своих рабов, ему не обязательно платить им больше денег. Скорее, он может усилить принуждение, чтобы получить больше усилий и больше продукции. В таких условиях даже революционные инновации, такие как хлопковый джин на американском Юге, не обязательно приведут к общим благам. Даже помимо рабства, в достаточно деспотичных условиях внедрение новых технологий может усилить принуждение, еще больше обнищав как рабов, так и крестьян.
Во-вторых, даже без явного принуждения работодатель может не платить более высокую заработную плату при повышении производительности труда, если он не сталкивается с конкуренцией со стороны соперников. Во многих ранних сельскохозяйственных обществах крестьяне были юридически привязаны к земле, что означало, что они не могли искать или принимать работу в другом месте. Даже в Великобритании XVIII века работникам запрещалось искать альтернативную работу, и их часто сажали в тюрьму, если они пытались устроиться на лучшую работу. Когда ваш внешний выбор - тюрьма, работодатели, как правило, не предлагают вам щедрую компенсацию.
История дает тому множество подтверждений. В средневековой Европе ветряные мельницы, лучший севооборот и более широкое использование лошадей повысили производительность сельского хозяйства. Однако уровень жизни большинства крестьян практически не повысился. Вместо этого большая часть дополнительной продукции досталась немногочисленной элите, и в первую очередь - масштабному строительному буму, во время которого по всей Европе возводились монументальные соборы. Когда в 1700-х годах в Британии начали распространяться промышленное оборудование и фабрики, это не привело к росту заработной платы, и есть много примеров, когда это ухудшило уровень жизни и условия для рабочих. В то же время владельцы фабрик стали сказочно богатыми.
В-третьих, и это самое важное для современного мира, заработная плата часто является предметом переговоров, а не просто определяется безличными рыночными силами. Современная корпорация часто способна получать значительные прибыли благодаря своему положению на рынке, масштабу или технологическому опыту. Например, когда компания Ford Motor Company стала пионером новых технологий массового производства и начала выпускать качественные и дешевые автомобили в начале XX века, она также получила огромную прибыль. Это сделало ее основателя Генри Форда одним из самых богатых бизнесменов начала ХХ века. Экономисты называют такие мегаприбыли "экономической рентой" (или просто "рентой") в знак того, что они превышают преобладающую нормальную прибыль на капитал, ожидаемую акционерами с учетом рисков, связанных с такими инвестициями. Как только появляется экономическая рента, заработная плата работников определяется не только внешними рыночными силами , но и потенциальным "разделением ренты" - их способностью выторговать часть этой прибыли.
Одним из источников экономической ренты является рыночная власть. В большинстве стран существует ограниченное число профессиональных спортивных команд, и вход в этот сектор обычно ограничивается объемом требуемого капитала. В 1950-х и 1960-х годах бейсбол в США был прибыльным бизнесом, но игроки не получали высокой зарплаты, даже несмотря на доходы от телевизионных трансляций. Ситуация изменилась в конце 1960-х годов, потому что игроки нашли способы увеличить свою переговорную силу. Сегодня владельцы бейсбольных команд по-прежнему хорошо зарабатывают, но они вынуждены делиться со спортсменами гораздо большей частью своей ренты.
Работодатели также могут делиться рентой, чтобы создать добрую волю и мотивировать работников работать усерднее, или потому, что преобладающие социальные нормы убеждают их делать это. 5 января 1914 года Генри Форд ввел минимальную оплату труда в размере пяти долларов в день, чтобы сократить количество прогулов, повысить уровень удержания работников и, предположительно, снизить риск забастовок. С тех пор многие работодатели пытались использовать нечто подобное, особенно когда трудно нанять и удержать людей или когда мотивация сотрудников оказывается критически важной для успеха компании.
В целом, Рикардо и Кейнс, возможно, не были правы во всех деталях, но они правильно понимали, что рост производительности не обязательно автоматически обеспечивает широкое процветание. Это произойдет только тогда, когда новые технологии повысят предельную производительность труда работников, а полученная выгода будет распределена между фирмами и работниками.
Что еще более важно, эти результаты зависят от экономического, социального и политического выбора. Новые технологии и машины — это не подарки, беспрепятственно спускающиеся с небес. Они могут сосредоточиться на автоматизации и наблюдении, чтобы снизить затраты на рабочую силу. Или же они могут создавать новые задачи и расширять возможности работников. В более широком смысле, они могут породить общее процветание или неумолимое неравенство, в зависимости от того, как они используются и куда направляются новые инновационные усилия.
В принципе, эти решения должно принимать общество, коллективно. На практике их принимают предприниматели, менеджеры, провидцы , а иногда и политические лидеры, оказывая определяющее влияние на то, кто выигрывает, а кто проигрывает от технологического прогресса.