— Правда, мама, потрогай, какие мускулы, — как железо!
… Однажды я принесла билеты на концерт в Большой зал Консерватории. Исполнялась Пятая симфония Чайковского. Зоя очень любила ее, не раз слышала и уверяла, что каждый раз слушает с новым наслаждением.
— Чем музыку больше слушаешь, тем сильнее она действует. Я уж сколько раз в этом убеждалась, — сказала она однажды.
Зоя очень обрадовалась билетам, но вдруг как будто внутренне ахнула, поднесла к губам и слегка прикусила указательный палец, как делала всегда, когда спохватывалась, внезапно вспоминая о чем-то нечаянно забытом.
— Мама, а ведь это в четверг! — огорченно сказала она. — Я не могу пойти. Ведь я по четвергам у Лидии Ивановны.
— Что за чепуха! — возмутился Шура. — Ну, не придешь один раз, какая трагедия!
— Что ты! Нет, ничего не выйдет. Не могу же я, чтоб она меня напрасно ждала.
— Я пойду и предупрежу, чтобы не ждала.
— Нет, не могу. Взялся за гуж — так не говори, что не дюж. Она меня ждет заниматься, а я пойду на концерт? Нет, нельзя.
Так Зоя и не пошла слушать Чайковского.
— Ну и характер! Ну и характер! — твердил Шура и в этом возгласе смешивались возмущение и невольное уважение к сестре.
ПОД НОВЫЙ ГОД
… Наступил новый, 1939 год.
Придя из школы, Зоя рассказала, что девочки в классе пишут друг другу новогодние пожелания. Записку с пожеланием надо сжечь, а пепел проглотить, как только кремлевские часы пробьют двенадцать.
— Ну, уж и выдумали! — фыркнул Шура.
— Глотать-то я, пожалуй, не стану, — засмеялась Зоя, — вряд ли это вкусно, а прочитать — прочту.
Она достала из кармана тщательно свернутую и заклеенную записочку, надорвала и прочла вслух:
— «Зоенька, не суди людей так строго. Не принимай все так близко к сердцу. Знай, что все почти люди эгоисты, льстецы, неискренние и полагаться на них нельзя. Слова, сказанные ими, оставляй без внимания. Таково мое пожелание к Новому году».
С каждым словом Зоя все больше хмурилась, а дочитав, резко отбросила записку.
— Если так думать о людях, то зачем жить? — сказала она.