— Фидель, ты о чём?

— Я о том, — продолжал я. — Что никто из нас не помнит, когда в последний раз мы жили нормальной жизнью. Срали, ходили на лекции в универ, видели свою семью. Это же странно, не правда ли?

— Ну, мы на войне… — начал Утёнок, но его перебил Эдвард-Руки-Ножницы:

— Фидель прав. Я лично не помню, когда мне пришлось… Опорожняться.

— А я не помню, когда у меня были месячные! — неожиданно заявила Ведьмочка. — Нет, вы не подумайте…

— А что тут думать? — удивился Брэд. — Вот эти штуки — они не могут быть настоящими!

Он показал на плазменные пистолеты-пулемёты, которыми мы сегодня с Утёнком разобрались с таксерами. И добавил:

— Камрады, мы влипли в какую-то хрень.

Утёнок неожиданно рассмеялся.

— Вся эта хренотень описана вот в этой книжке! — сказал он. И показал на томик, который нам дал Сергей Сергеич. — Это называется… Так, где же это? Это называется «возвращение первичной неопределённости». Проще говоря, Дни Творения могут вернуться, и тогда память работает вхолостую, не в силах отличить реальные факты от вымысла. А это означает, что вымысел становится реальностью, а реальность, которую мы принимаем в виде фактов, может то исчезать, то появляться.

— Да ну, нахрен! — воскликнул обычно молчаливый Кадаффи. — Реальность — вот это!

Он указал на площадь перед нашей позицией, потом как-то странно переменился в лице и почти прошептал:

— Фидель, глянь-ка…

Я посмотрел на площадь через импровизированную амбразуру. А там ничего не было. До самого горизонта простиралась ровная, как стол, пустыня, а сверху на её гладкую, будто выжженную адским огнём, поверхность падал серый пепел.

— Ты это видишь? — спросил Кадаффи.

Да, я это видел. И ещё я видел чёрного кота, сидящего напротив метрах в двадцати. А потом всё внезапно исчезло, и из-за привычных развалин показались редкие цепи гастов, тупо бредущих в очередную бессмысленную атаку. Но кот продолжал сидеть на том же самом месте.

— Кис-кис-кис, — позвал его я. — Иди сюда, здесь сейчас будет жарко.

Кот мяукнул и в три-четыре прыжка оказался рядом со мной.

— Работаем, господа, — сказал я, впрочем, в этом не было необходимости — все уже давно заняли свои места. С оружием в руках мы все и каждый из нас преграждали гастам путь к счастью. Во имя Милосердного и Всемилостивейшего.