И я сорвалась. Я обхватила себя руками и разревелась. В этой дурацкой куртке с логотипом «Пинхед». И мне было плевать, что Эван видит, как я реву, потому что если кто-то и должен был это увидеть, так это он. Снайпер, убивающий с больших расстояний; тот самый, который жил себе на ферме припеваючи, пока с корабля-носителя в двух сотнях миль над его головой на Землю одну за другой слали разрушительные волны. Первая атака – пять тысяч, вторая – миллионы, третья – миллиарды. И пока мир полыхал огнем, Эван Уокер коптил оленину, прогуливался по лесу, отдыхал у костра и ухаживал за своими идеальными ногтями.

Он должен был увидеть вблизи лицо страдающего человека. Слишком долго парил он над ужасом, отстраненный и недосягаемый, как их корабль-носитель. Он должен был это увидеть, потрогать, почуять своим красивым, ни разу не сломанным носом. Должен был испытать на своей шкуре, как испытал Сэм. Мне даже захотелось вбежать в дом, выдернуть Сэма из ванной и вытащить его голого на террасу. Пусть бы Эван Уокер пересчитал его обтянутые кожей ребра, оценил крохотные запястья, потрогал впалые виски, пощупал шрамы и язвы на теле ребенка, которого он лишил воспоминаний и надежд, но чье сердце наполнил бессмысленной злобой и ненавистью.

Эван начал вставать – наверняка чтобы прижать меня к себе, погладить по голове, осушить мои слезы и пообещать, что все будет хорошо, потому что это его «МО»[2], – но быстро передумал и снова сел.

– Кэсси, я уже говорил, что не хотел, чтобы все произошло именно так. Я выступал против этого.

– Пока не дошло до дела. – Я старалась держать себя в руках, но все равно запиналась на каждом слове. – И как понимать это твое – «именно так»?

Эван снова привстал и сел. Скрипнули качели. Он снова уставился на пустую дорогу.

– Мы могли жить среди вас сколько захотим. Вы бы и не заметили. Могли бы занять ведущие позиции в вашем обществе. Делились бы с вами знаниями, наращивали ваш потенциал в геометрической прогрессии, ускоряли вашу эволюцию. И скорее всего, сумели бы дать вам то, к чему вы всегда стремились, но никогда не могли получить.

– И что же это? – спросила я и резко втянула носом соплю.

Салфетки у меня не было, и мне было плевать, как это выглядело со стороны. Прибытие давно перечеркнуло всякие представления о приличиях.

– Мир, – ответил Эван.

– Могли бы. Но не стали.

Эван кивнул.

– Когда это предложение отвергли, я выступил за другой вариант. Более… быстрый.

– Быстрый?

– Астероид. У вас не было ни технологии, чтобы остановить его, ни времени, если бы она была. Мир остался бы непригодным для жизни на тысячи лет.

– И почему это так важно? Вы же чистый разум, бессмертные, как боги. Что для вас тысяча лет?

По всей видимости, ответ на этот вопрос был слишком сложным для моих мозгов. Или Эван просто не хотел со мной им делиться.

– Десять тысяч лет мы имели то, о чем вы только мечтали те же самые десять тысяч лет, – сказал он с коротким и безрадостным смешком. – Существование без боли, без голода, вообще без каких-либо физических потребностей. Но за бессмертие надо платить. Если нет тела, то нет и всего, что к нему прилагается. Независимости, щедрости, сострадания. – Эван показал пустые ладони: ничего, дескать, нет. – Сэм не единственный забыл свой алфавит.

– Ненавижу тебя, – сказала я.

Он покачал головой: