– Это допрос? – спрашивает Стина.

– Неофициальный, – отвечает Мария.

– Тогда что это?

Я смотрю на Стину. Понимаю, что настал момент, когда нам следовало бы потребовать адвоката, как делают в американских сериалах. Но в действительности у нас нет никого такого, кому мы могли бы позвонить сейчас.

Мария вздыхает:

– Вы же знаете, в каких условиях мы находимся. Нам вряд ли удастся нормально расследовать это дело. Я просто надеялась узнать больше. Ради ее семьи. И Симон, в любом случае, последним видел Тильду живой.

Стина косится на меня. Неужели в ее глазах появились искорки неуверенности?

Мама. Ты не должна подозревать меня. Я здесь ни при чем.

– Симон, – говорит Мария. – Не могла бы я осмотреть твою комнату?

Я киваю устало. Хочу, чтобы все скорей закончилось.

– Нет, Мария, – возражает Стина. – Достаточно. Я хочу, чтобы ты ушла.

– Мама, все нормально.

Мария встает с дивана. Бомбом поднимает голову. Смотрит на нее.

– Я действительно сожалею, – говорит она.

Похоже, ее слова более предназначены Стине, чем мне. Но Стина не отвечает. Она просто обнимает меня одной рукой, и на этот раз я не пытаюсь избавиться от нее.

Бомбом тяжело встает на ноги. Ковыляет за Марией в прихожую.

Я слышу, как с вешалки снимают верхнюю одежду. Дверь открывается и закрывается. Шаги по лестнице. Бомбом по-прежнему стоит в прихожей и тяжело дышит.

Внезапно я вспоминаю пугающий напевный голос Тильды, когда она произнесла: «Сегодня вечером случится что-то ужасное», – и у меня холодеют руки.

Сейчас, когда уже слишком поздно, я понимаю, как сильно мне не хватает ее. Я скучала по ней постоянно. И где-то в глубине души я все равно верила, что мы с ней снова найдем друг друга.

Я видела ее во сне этой ночью. Она ждала меня на трибуне бассейна. Там были только мы вдвоем. Нигде, кроме самой ванны, не горел свет, судя по темноте за окном, там царила ночь. На ее лице все еще оставались круги от очков. Во сне я знала, что она умерла, но это не играло никакой роли. Я радовалась, что вижу ее.