- Барышни! А я туточки блины стряпаю… С клубничкой самое то!

Я остановилась у двери и обвела взглядом довольно просторное помещение, состоявшее из двух комнат. Это что, кухня?! Не может быть…

Печь, как в принципе и все остальное выглядела грязной, в потеках, с налипшими на ней кусочками пищи. На заслонке вырос слой застарелого жира, ухваты и кочережки были выгнуты в разные стороны, а тряпки практически стояли, принимая удивительные сюрреалистичные формы. На окнах висели короткие занавески, но разглядеть их первоначальный цвет у меня не получалось, как я ни старалась. Под потолком стоял чад от пекущихся блинов, а в углу возле веника сидела толстая кошка. Под ней растекалась огромная лужа, которую она тут же загребла остатками прелой соломы, неизвестно каким образом, оказавшейся на кухне. Во второй комнате видимо мыли посуду, потому что на длинном столе стояли ряды закопченных котелков и деревянный таз, из которого поднимался пар.

- Меня сейчас кондратий хватит… - прошептала Таня, переводя взгляд с одной грязной поверхности на другую. – Это ничем не отличается от свинарника, где Хавронья со своими товарками мается… Приготовленное здесь, я есть больше не буду. Лучше от голода помереть, чем от кишечной палочки.

А у меня уже к горлу подкатывала тошнота, стоило представить, что завтрак готовили в этих условиях.

- Почему кругом такая грязь? – с трудом произнесла я, чувствуя, как от жары пылают щеки.

- Так кухня ведь, барышня! – кухарка удивленно хлопнула глазами, вытирая руки о юбку. – Жир да сажа…

- Ты что мне голову морочишь? – я так посмотрела на нее, что она даже попятилась. – Чтобы завтра здесь все было чисто! Печь побелить! Столы поскоблить! Посуду почистить, а тряпки выстирать! Я лично проверю!

- Паутину убрать, окна помыть, - добавила Таня и, постучав ногой по липким полам, добавила: - Полы тоже не забудь. К ним же туфли прилипают!

Кухарка вдруг скривилась и громко завыла, прижимая к лицу одну из грязных тряпок.

- Как же я сама-то управлюсь?! Это ж неделю мыть-не перемыть! Смилуйтесь, хозяюшки!

- Да вот же у тебя помощница есть, - я кивнула на девочку лет пятнадцати, которая с любопытством выглядывала из соседней комнаты. – Пусть посуду почистит.

- Марфушка, что ли? – женщина сразу перестала плакать, с умилением глядя на щекастую Марфушу. – Так мала она еще! Рано ей еще заботами бабьими жить!

Девочка слушала нас с безразличным лицом, периодически откусывая от румяного кренделя. Ее румяные щеки двигались туда-сюда, а глаза блаженно щурились.

- А живет дитятко где? С какого стола ест? – Таня никогда ни с кем не церемонилась и сейчас не собиралась.

- Здесь живет… со мной… - кухарка видимо почувствовала неладное. – Марфуша доченька моя. Кровинушка единственная. У Бога вымоленная!

- Значит, ничего с ней не случится, если станет матери на кухне помогать, - подруга была непреклонна. – За свои труды, кровинушка будет жалованье получать.

Молчавшая до этого нянюшка вдруг выступила вперед и грозно сказала:

- Знаешь что, Евдокия, а ведь хозяйки правы! Чего это она у тебя под юбкой до сих пор сидит? Пора бы уже и за работу браться! Ишь, щеки какие наела, поди и платок не удержит!

- Аглая ты-то… - хотела было возмутиться кухарка, но она не позволила ей.