С опаской оглянувшись по сторонам, нет ли поблизости каких-нибудь гадин, она уселась на покореженную вентиляционную трубу и стала терпеливо дожидаться, чем окончатся раскопки. Если под развалинами еще кто-то уцелел, по крайней мере не придется умереть в безысходном одиночестве.
Наконец ящер вылез из ямы, встряхнулся, повернул к ней шипастую морду с выпуклыми розовыми глазищами. Казалось, он чего-то ждет от нее, однако она не двигалась с места, и тогда ящер затеял какой-то причудливый танец: то мелкими шажками направлялся в ее сторону, то семенил обратно и крутился возле ямы волчком, словно приглашая подойти ближе.
Малость поколебавшись, она встала и зашагала к яме, осторожно переступая через рваные лепестки кровельного металла. Впервые в жизни ей довелось увидеть красного корнеозавра вблизи. Зрелище жуткое, рогатый, шипастый и бородавчатый, даже не верится, что эдакое страшилище питается одной лишь травкой и никого не трогает. Стоило подойти вплотную, ящер прекратил танцевать, полез в глубокую воронку и одним махом вывернул покореженную складскую дверь, под которой из мелкого каменного крошева выпирали штабеля обтянутых прозрачным пластиком упаковок с консервными банками. Подумать только, этот ящер откопал для нее еду, экая уйма припасов, ей одной хватило бы до глубокой старости. Это и впрямь кстати, она с утра не съела ни крошки, в желудке царапался свирепый голод.
Откуда только взялся на Тангре этот смышленый ящер, неужто его кто-то приручил, он же все понимает. Всемилостивый Господь послал ей во спасение этого зверя, среди стольких смертей, одна под солнцем чужой планеты, кишащей свирепыми гадинами, по крайней мере умрет она здесь не от голода и на вольном воздухе, а не в каменном мешке.
Между тем ящер неуклюже выкарабкался из воронки на трех лапах, держа в передней левой жестянку с армейской тушенкой.
Не может быть, пронеслось в голове, это прямо бред какой-то, не может этого быть…
Могучий красный ящер высился перед ней и сноровисто, как будто всю жизнь этим занимался, вскрывал консервную банку своим длинным изогнутым когтем.
История третья ВОЖАК
Владыка превращений и Предводитель игр выходил из транса легко, словно бы размашистыми гребками всплывая из мира сущностей в мир плотных миражей, уверенно минуя дебри перепончатых миров. Его пост продлился ровно дважды три седмицы, и внутренний взор обрел необходимую остроту. Наконец он стал готов вместить волю Величайшего Ящера Без Тела, Который Всегда Смеется, и принять касание истинного знания, подобное ветру в тяжких от дождевых капель ветвях.
Совместившись наконец с бренным телом и приняв позу скалы, Владыка превращений и Предводитель игр замер, дабы осознать струение своих жизнетворных потоков и ввести их в потребные русла. После того как он побывал по ту сторону всесозидающей пустоты и созерцал корни сущего, собственное могучее и гибкое тело казалось ему призрачным клочком тумана, всего лишь сгустком энергии в прихотливо скрученных изложницах пространства. По прошествии нескольких биений малого сердца его телесное зрение расслоилось на привычные спектры, он увидел мягкий свет листвы, привольное мерцание камней и пульсации мельчайших одноядерных существ. Косматое солнце уже показалось из-за горного хребта и двинулось в свое неизменное шествие среди звездных россыпей, рисунок его пятен предвещал благое течение дня.
Оглянувшись, Владыка превращений и Предводитель игр устремил исполненный задумчивости взор в глубину пещеры, где двоекожая самка дремала на охапке сухой травы. Поразительная причуда Бесконечной Игры состояла в том, что эта самка была единственной среди всех двоекожих, кто имел полог, пускай на диво несовершенный и полученный от заблудших помраченных учителей. Более того, она понимала ту важнейшую истину, что разлучение с телом не есть ни зло, ни благо, а просто есть разлучение с телом. Поэтому ее не снедал губительный и нелепый страх перед уходом из мира плотных миражей.
Сущностный кокон самки имел травяную окраску, расцвеченную крошечными солнечными вкраплениями, жизненный ресурс ее плоти уменьшился примерно на четверть по сравнению с обретаемым изначально. Случайная неслучайность сохранила телесную оболочку самки, притом стебель ее судьбы отличался редкостной мощью блистания, прорастая далеко за пределы мира плотных миражей. Распознав это, следовало прервать всяческое попечение о себе, дабы как можно быстрей осуществить паломничество в сердцевину истоков, и вот оно завершилось.
Теперь, побывав по ту сторону истины и заблуждения, Владыка превращений и Предводитель игр удостоверился в правильности своей догадки. По наитию извлеченная им из-под развалин самка осталась пребывать в собственном теле ради того, чтобы выносить плод. Так решил Величайший Ящер Без Тела, Который Всегда Смеется. Более того, Владыке превращений и Предводителю игр следовало продолжать всемерно заботиться о ней и, главное, о том, кто обретал тело в ее лоне. Именно этому забавному комочку хрупкой плоти в грядущем надлежало принять небывалую ношу, став однажды средоточием Необъятного Танца и Бесконечной Игры. Дальнейшее виделось чрезвычайно смутно, как извивы водяной жилы сквозь толщу земли. Так или иначе, их стебли судьбы отныне переплелись воедино, и хотя едкая вонь тела самки жестоко ранила обоняние Владыки превращений и Предводителя игр, он смирялся, побеждая навязчивую мнимость проникновением в подлинную сущность происходящего.
Приняв позу ветки, Владыка превращений и Предводитель игр сосредоточился на свернувшемся в материнском лоне зародыше, свободном от пяти помрачений и семи тягот. Покамест его развитие шло в полном согласии с предначертаниями всесозидающей пустоты. Крошечный уродец с жаберными щелями и хвостом, он с головокружительной скоростью проходил путь совершенствования, на который его предтечам понадобились в общей сложности десятки тысяч веков.
Достойно всяческого благочестивого удивления, думал Владыка превращений и Предводитель игр, что такому ничтожному созданию уготована столь редкостная участь, а тем не менее предначертания Бесконечной Игры вырисовываются с редкой в подобных случаях ясностью. Зародыш надлежало преобразить и приуготовить его тем самым к свершению неизбежно-случайного, дабы оно стало полновесным в зыбких переплетениях ненаставшего.
Следующая седмица поста принесет Владыке превращений и Предводителю игр готовность к танцу, и тогда он совершит преображение вызревающего в лоне самки плода согласно угаданному предначертанию Величайшего Ящера Без Тела, Который Всегда Смеется. Оно провозглашало, что детеныш выйдет из материнской утробы не-двоекожим, но и не-ящером, а вне слияния и разделения будет и тем и другим вместе.
Следует отдать им должное, двоекожие при углубленном знакомстве оказались не такой уж никчемной и ущербной расой, как многие сочли поначалу. На диво слабые, худо приспособленные к жизни, неисцелимо пребывающие в круговороте самых тяжких помрачений, они ухитрились преодолеть космические бездны и принести с собой новую, чрезвычайно интересную игру. Владыке превращений и Предводителю игр стоило немалых трудов убедить соплеменников, что своеобразная игра двоекожих в разлучение с телом ничуть не противоречит обычаям предков, более того, находится в согласии с замыслом Величайшего Ящера Без Тела о нашем жалком и нелепом мире. А когда ящеры занялись этой игрой, после нескольких неудачных попыток Владыке превращений удалось напрочь переиграть двоекожих, за что его удостоили второго именования и нарекли Предводителем игр.
При мысли об этом он вдруг ощутил, как в его душе явственно шевельнулся червячок гордыни. Поспешно принеся покаянную молитву, Владыка превращений и Предводитель игр снова принял позу скалы и вскоре привел свои жизнетворные потоки в соответствие с двенадцатью сокровищами незамутненного пути.
Мимолетно вспомнилось, как он провожал разлученных с телом двоекожих, восседая на вершине священной горы. Их постигла поистине плачевная участь, ибо по слабости внутреннего зрения они восприняли игру в разлучение с телом всерьез, и всепоглощающий страх перед путешествием в иные миры стал для них воистину когтем помрачения. Отравленные бессмысленным ужасом, они барахтались среди собственных нечистот, раздираемые шипами неутоленных желаний. Бремя суетных забот и пагубное неведение о двенадцати сокровищах влекло их прямиком в низкое ничто, где бурлит распад и нет ни малейшей надежды на достойное пресуществление.
Движимый искренним состраданием, Владыка превращений и Предводитель игр решил помочь двоекожим обрести верный путь к миру кристаллических сущностей, однако примененное им сильнодействующее и безотказное средство на сей раз не привело к успеху. Явившись горемыкам в светоносном облике Благой Матери Мироздания, он лишь усугубил их смятение. Таким образом, разлученные с телом сущности двоекожих безвозвратно заблудились в перепончатых мирах, отягощенные своим ничтожеством и слепотой.