— Чудовище, громадное чудовище, — вставил Байрон. — Наша Кэйт была страшно напугана.
«Наша» Кэйт? Команчо был возмущен. Она не их, а его Кэйт, его и только его.
— Что же в конце концов произошло? Кэйт и Мимс залились смехом, им пришлось ухватиться друг за друга, чтобы удержаться на ногах.
— Байрон бросился меня спасать, — наконец выдохнула Кэйт.
Команчо повернулся к Невиллу. Он почувствовал, как холодеет у него под ложечкой.
— Вы не заметили, курил ли этот мерзавец «Мальборо»?
— Я не успел что-нибудь заметить.
Команчо внимательно посмотрел на Байрона, соображая, как ему удалось справиться с таким громилой.
— Вы позвали шерифа?
— Не было времени.
— Но что же вы сделали?
— Мне пришлось забыть о благородстве и драться с ним не по правилам.
— Что, черт побери, все это значит?
— Я дал ему… э-э-э, как бы это выразиться при дамах, ну… понимаете, да? — сказал Байрон, улыбаясь. Судя по всему, он был доволен исходом дела.
— Это был великолепный удар! — Кэйт быстро обошла машину и взяла Байрона под руку. — Даже и не знаю, как вас благодарить.
— Пустяки, — Байрон поцеловал ей руку.
Как же, пустяки, подумал Команчо пять минут спустя, возвращаясь домой в полном одиночестве. Байрон теперь герой, а он чувствует себя полным идиотом.
Кэрролл Детвейлер тяжело дыша сидел на своей кровати с незажженной сигаретой в зубах и мял пальцами подушку со льдом. Черт побери! Еще один такой удар, и ему придется петь сопрано. Ему было худо и от выпитого, и от удара. Но более всего страдало его самолюбие. Сенатору, конечно же, не расскажешь, каких дров он наломал.
Детвейлер до сих пор не верил, что позволил улизнуть этой сучке. Он выл от досады, думая об этом. Если бы не чертовка Кэйт, с ним бы никогда не произошло такого позорного случая. Никогда! Если бы она не вела себя так надменно и соблазнительно одновременно, если бы она сразу же приняла приглашение на танец, он удовлетворился бы малым, и ему хватило бы ума сдержаться. Но эта дрянь смотрела на него, как на пещерного человека.
Мысли о мести проносились в его голове жаром. То, что должно было быть делом сенатора, превратилось в личную кровную месть. Так или иначе, Кэйт Прайд заплатит ему за унижение.