– Обычно он выбирает девушек с улицы. Никто не замечает их исчезновения, не бьет тревогу, – Роза убрала локон за ухо. – Я ушла из дома в восемнадцать лет. Отношения с родителями были… напряженные. Отец, – ее глаза потемнели, и она ссутулилась, – любил выпить, а нас не любил. Как только мне исполнилось восемнадцать, я сбежала. Просто больше не могла там находиться. Десять месяцев прожила в хостелах и просто на улице, тут Клевер меня и нашел. И вот… уже почти три года здесь, – она пожала плечами, как будто заточение в подвале – обычное дело.
Я оцепенела. Как же она это выносит? Я бы через три недели с ума сошла. В груди у меня так теснило, что, казалось, я вот-вот потеряю сознание. И дурнота не проходила.
– Пожалуйста, не плачь, Лилия. На самом деле здесь не так уж плохо, – сказала Роза.
Я уставилась на нее, пытаясь понять, не сошла ли она с ума. По крайней мере, ее слова наводят на такую мысль.
– Пожалуйста, не смотри на меня так. Я знаю, о чем ты думаешь, но, если слушаться его, все будет нормально. Он будет хорошо с тобой обращаться.
Нет, она точно спятила.
– Если не считать, что изнасилует?
– При нем не называй это насилием, – предостерегла Роза.
Я отвернулась, не веря своим ушам. Как можно это считать нормальным? Безумие, и это еще слабо сказано, а она его защищает!
Но не всегда же она была такой. Когда-то она наверняка понимала, что он псих, и ненавидела его так же, как я. Сколько же ему понадобилось времени, чтобы промыть ей мозги?
Мак, Фиалка и Роза поднялись с дивана – совершенно синхронно – и перешли в кухню. Они говорили между собой негромко, я едва слышала их голоса, но, судя по тому, как посматривала на меня Фиалка, речь шла обо мне. Мне было все равно. Я даже не пыталась разобрать их слова. Пусть говорят что угодно, но я никогда не соглашусь с тем, что держать нас здесь – нормально. Никто не убедит меня, что Клевер не законченный психопат.
Меня скоро найдут. В отличие от Розы, Фиалки и Мак, я никогда не жила на улице. У меня есть семья и друзья – мое исчезновение заметят, обратятся в полицию, начнут искать. Кто первым поймет, что я пропала? Родители, не дождавшись моего возвращения из клуба? Льюис, заметив, что я не отвечаю на его звонки и эсэмэски? Будет ли он звонить мне сегодня вечером? Когда мы проводили время порознь, обычно не писали друг другу СМС-сообщений до возвращения домой, а если и писали, то не больше одного-двух.
Лицо Льюиса стояло у меня перед глазами, и я пыталась выкинуть его из головы. О родителях я даже думать не могла. Пытаясь проглотить комок в горле, я сжала кулаки и вонзила ногти в ладони.
– А ты, Мак, сколько уже здесь? – спросила я.
Она слабо улыбнулась, прошла несколько шагов от кухонного стола к дивану, села рядом со мной и взяла мою сжатую в кулак руку.
– Чуть больше года. У меня такая же история, как у Розы. Я жила на улице. Когда он нашел меня, мне тоже было восемнадцать.
Совершеннолетняя. Уж не потому ли Фиалка так разозлилась? Но вряд ли наш возраст имеет значение. Вряд ли она могла знать, сколько мне лет. На сколько я выгляжу? Может, ему вообще все равно?
– Но почему он выбрал меня? Бессмыслица какая-то. В отличие от вас, я не совершеннолетняя. – Раз он похищает даже взрослых, наверное, возраст ему неважен, лишь бы каждая вела себя, как подобает члену семьи. Я встряхнула головой, кровь закипала от злости. – Мои домашние будут меня искать. Нас найдут.
– Возможно, – Мак снова слабо улыбнулась. Не поверила мне, ну и пусть. Я точно знала, родители моего исчезновения так не оставят. И я не буду сидеть здесь год за годом, как Роза, Мак и Фиалка.
Дверь заскрипела, сердце у меня едва не выпрыгнуло из груди, в животе что-то сжалось. Он возвращается. Я стала прислушиваться, но ничего не слышала. Потом тихо скрипнула дверная ручка. Почему не слышно его шагов за дверью? Я не могла вздохнуть, как будто меня ударили в солнечное сплетение.