— Абакумов скрыл от вас и ЦК ВКП(б), — продолжал Джуга, — измену ответственного работника Министерства Государственной безопасности Салиманова, а также в 1949 г. скрыл факт безнаказанного перехода советско-турецкой границы группы английских разведчиков во главе с неким Бершвили. Группа имела задание подготовить отторжение Грузии от Советского Союза. При попустительстве МГБ Грузинской ССР, установив нужные личные контакты и проинструктировав имеющуюся в Грузии агентуру, группа Бершвили безнаказанно ушла в Турцию.
Сталин поднялся, давая понять, что аудиенция закончена. Подавая руку Джуге, сказал:
— Дело на Абакумова оставь.
Сталин всю ночь тщательно изучал представленные материалы. К утру судьба Абакумова была решена.
13 июля 1951 г. генерал-полковник Абакумов был арестован по распоряжению Сталина. В этот же день были арестованы начальник следственной части по особо важным делам МГБ СССР генерал Леонов, его заместитель полковник Лихачев за то, что знали о поступивших сигналах о «заговоре врачей» и не поставили об этом в известность Сталина. Позже по этим же причинам были арестованы начальник Второго (контрразведывательного) Главного Управления МГБ СССР генерал Питовранов, его заместитель генерал Райхман, заместитель начальника Первого (внешняя политическая разведка) Главного Управления МГБ СССР генерал Грибанов, начальник Секретариата МГБ СССР полковник Чернов и его заместитель Броверман.
До этого была арестована группа профессоров Лечебно-санитарного Управления Кремля, обвинявшихся в организации заговора и террористических намерениях по отношению руководителей партии и Советского правительства. Особенно удивило и огорчило Сталина, что начальник его личной охраны, одновременно являвшийся начальником Главного Управления охраны МГБ СССР, генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик, охранявший его более 25 лет, оказался равнодушным к полученному им от врача Тимошук сигналу о заговоре врачей: не только не сообщил об этом сигнале Сталину, но и не принял никаких мер для его проверки, что являлось его прямой служебной обязанностью.
Сталин приказал новому министру Государственной безопасности С. Д. Игнатьеву взять Власика в агентурно-оперативную разработку. Вскоре Сталину доложили, что Власик систематически пьянствовал на квартире художника Стенберга, который арестован вместе с женой по обвинению в связях с иностранной разведкой. Что якобы в состоянии опьянения Власик выбалтывал ему тайны, связанные с охраной руководителей страны. И что уж было совсем непохоже на правду: расшифровал перед Стенбергом трех негласных сотрудников госбезопасности, занимавшихся его разработкой, якобы показав ему собранные агентурные материалы, предупредил Стенберга о его предстоящем аресте.
Сталин очень сомневался в правдивости полученных сведений о Власике.
Однако вскоре случилось происшествие, усилившее у Сталина недоверие к Власику.
После одного из заседаний Бюро Президиума ЦК КПСС (так теперь именовалось бывшее Политбюро), проходившего на даче Сталина в Волынском, Власик, как всегда после таких заседаний, осматривал помещение. Неожиданно он обнаружил на полу совершенно секретный документ. Прочитав, Власик положил его в карман. Неожиданно при выходе из дома по приказу Сталина он был обыскан.
Когда Сталину доложили об обнаружении у Власика при обыске совершенно секретного документа особой государственной важности, он отстранил его от исполнения служебных обязанностей и приказал Джуге негласно изучить так называемое «дело врачей» и обвинение Власика в связях с подозрительными личностями, после чего доложить свои выводы.
Джуга личной охраной Сталина и врачами Лечебно-санитарного Управления Кремля не занимался. Эта задача была возложена на оперативный отдел Главного Управления охраны МГБ СССР. Начальником этого отдела являлся генерал-лейтенант Масленников, заместитель которого полковник Румянцев был одним из самых близких сотрудников Сталина.
10 декабря 1952 года Сталин, чувствовавший сильное недомогание, принял в Волынском Джугу.
Как всегда кратко и четко, Джуга доложил Сталину, почему он считает «дело врачей» и «обвинения» Власика хорошо организованной провокацией иностранной разведки.
— За такой короткий срок мне, — говорил Джуга, — не удалось получить правдивые данные в отношении врачей и Власика от заграничных источников. Поэтому сегодня я могу вам высказать лишь свое предположение по этим вопросам.
«Дело врачей» — явная провокация. По-моему, врач — агент иностранной разведки, давший показания о заговоре врачей, провокатор, которому было дано задание, в случае его ареста, оклеветать группу врачей-евреев Лечебно-санитарного Управления Кремля. Таким путем наши «заокеанские друзья» явно пытаются начать разжигать межнациональную рознь в стране и прежде всего стремятся восстановить евреев против Советской власти, против коммунизма, против русских. О каком заговоре такого количества врачей Лечсанупра Кремля может идти речь, — продолжал Джуга, — при том всеобъемлющем профилактическом наблюдении органов государственной безопасности, которое установлено за всеми медицинскими работниками, лечивших руководителей партии и правительства? Что касается врача Тимошук, то она поступила правильно, поставив в известность МГБ СССР о своих подозрениях.
До сих пор молча слушавший Сталин, помешивая угли в камине и грея зябнувшие руки, проговорил:
— Заговор врачей действительно невозможен, когда органами государственной безопасности руководят честные коммунисты. Но ведь Абакумов и его приближенные оказались очковтирателями и ворами. К тому же некоторых из них подозревают в связях с иностранными разведками.
— И тем не менее, товарищ Сталин, — уверенно проговорил Джуга, — дело врачей — провокация.