Салли подняла руку, чтобы погладить его лицо. Прекрасное, совершенное, милое лицо с тенью намечающейся щетины. Сейчас Коллиар мало напоминал прежнего строгого и сдержанного первого лейтенанта.

– Мне нравишься ты. Очень нравишься.

Его улыбка появлялась медленно, подобно восходящему солнцу, пока не стала почти ослепляющей.

– С этого и начнем, Салли Кент. Потому что ты тоже мне нравишься. Очень.

Он опять стал ее целовать, слегка покусывая губы. И постепенно продвигал язык к ней в рот, исследуя и призывая присоединиться, попробовать его на вкус, воспринять всеми возможными способами.

Губы Коллиара были твердыми, даже жесткими, загрубевшими от солнца и ветра, и Салли испытывала потребность закусить его нижнюю губу, играть ею, чтобы утолить голод, растущий откуда-то из внутренних глубин, удовлетворить желание познать его еще в большей степени, которое она уже не могла контролировать.

– Да… – прошептал Коллиар, подбадривая ее. И его тело заработало в едином ритме с его ртом, он волнообразно двигался внутри нее, рассылая восхитительный пульсирующий жар по ее венам.

– О-о! – Этот возглас Салли больше походил на стон. – Теперь я начинаю понимать.

– Я тоже, моя девочка. Я тоже. – Его улыбка ширилась, взгляд был устремлен на нее. – Очень многое начинаю понимать.

Салли начала двигаться в унисон с ним, и словно капля наслаждения упала в нее с какой-то запредельной высоты и стала расти и распространяться, пока не заплескалась на самых окраинах ее существа. Оно было прекрасно и неистово, это растущее в ней наслаждение, разрывающее ее на части. Салли держалась за Коллиара так, словно цеплялась якорем за его силу. Держалась, как за непоколебимую спасительную скалу. Ее ладони касались его мускулистых рук, которые поддерживали ее снизу, изгибая навстречу, побуждая воссоединяться с ним.

Все было внове. В том числе и то, как Салли осязала и воспринимала Коллиара на вкус. Ей хотелось в большей мере ощутить вкус его губ, которые прижимались к ее губам, открывая чудесный мир наслаждения. И чем сильнее он прижимался, тем больше наслаждалась она и тем большего ей хотелось. Чем больше они целовались, тем сильнее она ощущала его поцелуи – повсюду, а не только на губах и шее. Зона чувствительности расширялась, уже не ограничиваясь губами. Ощущения распространялись по ее телу, закручиваясь спиралью в груди, растекаясь глубоко внутри.

– Дэвид… – повторяла она его имя снова и снова, ибо, казалось, это было единственным, что она могла сказать, единственным, что ей было необходимо. Он воплощал в себе все, чего она хотела, в чем нуждалась. Его ладони на ее теле, его губы на ее губах, его плоть внутри нее.

Обхватив Коллиара за шею, Салли рывком подтянула себя к его телу, обвила ногами, ощущая всю протяженность его естества. Затем запустила пальцы ему в волосы, теребя темные пряди, прижимаясь к нему все больше, стремясь удовлетворить свою потребность в наибольшем контакте с ним.

В том, что они делали, не было никакой утонченности или изысканности. Салли сама была неуправляема в разрастающемся внутри нее желании. Она упивалась тем, как он стискивает ее ягодицы. И впивалась пальцами в его великолепные сильные плечи, меж тем как на нее волна за волной накатывало невыразимое наслаждение.

А навалившийся на нее Дэвид, судя по всему, пребывал наверху блаженства. Его голова была откинута назад, глаза прикрыты, он хватал ртом воздух и, казалось, старался удержать в себе все то, чему уже не хватало места внутри. И при этом он широко улыбался.

Это был ее Дэвид. Тот мальчишка, которого она помнила, который смеялся, любил и познавал окружающий мир с таким энтузиазмом. С такой красотой и мощью. Движения его тела становились все более энергичными и резкими, и вместе с ними росло удовольствие. Ощущения, мысли и желания обострялись, вызывая в Салли жадное стремление ухватить каждую новую вспышку чувственности, каждую искушающую пульсацию восторга, получить еще бо́льшую порцию блаженства.

– Салли… О боже мой, Салли, – произнес Коллиар, и именно это ей требовалось для дальнейшего толчка.

Она погружалась в наслаждение, утопала в нем, пока не пришлось бороться с чем-то вроде отката прибоя в стремлении вынырнуть на поверхность. А потом все изменилось и кончилось, и снова началось, и она словно покачивалась на теплых волнах, удовлетворенная и свободная.

Салли, должно быть, задремала, ибо утомление было столь сильным, что казалось, будто все ее кости расплавились в пожаре их страсти. Коллиар скатился с нее, освободив от своего веса и позволив дышать полной грудью, но по-прежнему прижимая к себе. Одна его рука обхватывала ее талию, другая запуталась у нее в волосах – он словно держал ее на привязи.

Но в этом не было необходимости, Салли никуда не собиралась убегать. До наступления темноты времени оставалось много, и из всех мест на земле для нее предпочтительнее было находиться здесь, обнаженной в объятиях столь же обнаженного Коллиара. Ей хотелось бы, чтобы их близость и эти головокружительные ощущения, которые она испытывала в его руках, длились как можно дольше.