— Что такое, Грейнджер? Больная тема? Ты с ним то же самое делала перед тем, как он чуть не присунул тебе?

Она молчала. Дышала через нос и сжимала губы, а Малфой не мог отвести взгляд от вздымающейся груди. Её соски проступали под майкой. Это он сделал их такими твёрдыми, почти прорывающими ткань.

— Или, может быть, у меня получается хуже, чем у него? — заставил себя поднять глаза и сжать челюсти. Покажи своё безразличие. Выплюнь это ей в лицо. Хера с два он выйдет из этой комнаты проигравшим или униженным. Это лавры грязнокровки, не его. — Может, мне следовало быть грубее? Любишь пожёст…

— Пошёл вон! — Драко едва не вздрогнул от крика гриффиндорки. Дрожащего, полного горечи и боли. Почему-то он хорошо чувствовал её, будто та же самая боль впилась под собственные рёбра. — Вали, Малфой! Выметайся из моей спальни!

Слизеринец скривил губы. От ярости, желания, кипевшего внутри. От ощущения собственной… ошибки? Нет, блять. Нет. Он не совершает ошибок.

Это она ошибается.

Это она полезла к нему. И он теперь виноват? Хера с два.

— Ладно. Это действительно было не так уж впечатляюще.

— Пошёлвонотсюда!

Вот они.

Крупные, прокладывающие дорожки по щекам.

Она трясётся ещё сильнее, не сводя с Малфоя пылающего взгляда, а он впивается ногтями в ладони, чтобы не… даже не подумать о том, чтобы попросить прощения.

Не за что.

Не за эти слёзы. Не за эту дрожь.

Растягивает губы в ухмылке и приподнимает голову. Молит Мерлина, чтобы это была ухмылка, а не искусственный оскал. Иначе она поймёт. А он прекратит убеждать себя в том, что всё случившееся было не больше, чем уроком для Грейнджер.

С ним не нужно испытывать свои силы. Не таким, как она.

Никто не смел, и она не посмеет. И, кажется… кажется, да. Грязнокровка думает, что он выиграл — это видно по глазам. У неё взгляд просравшего последнее своё “всё” человека. Не этого ли он добивался?

Нет. Другой вопрос бьется в сознании. Она ли проиграла?

Хмыкнул. Пожал плечами.

Убедительно.