А, Хлебников! С чем сегодня пожаловали?
Х л е б н и к о в. Циркулярчики вам из управы, господин управдом. А для жильцов — повесточки разные.
С а в и ц к и й. Расписаться в кондуите?
Х л е б н и к о в. Уже и печать требуется. Строгости пошли.
С а в и ц к и й. Что ж, пройдемте в кабинет. (Идет).
Х л е б н и к о в (тихо). Ведра подбери, Миша. Нервы.
Савицкий неторопливо возвращается за ведрами.
(Громко). Хорошая у вас служба. Кабинетик свой. А мне вот целый день тротуары шлифовать. (Натужно кашляет).
С а в и ц к и й (вполголоса). Иван Федорович, тут еще один стоящий человек неожиданно появился в городе…
ТИХАЯ ОБИТЕЛЬ
Вечер, опущены маскировочные шторы. За окном то шумит, то затихает дождь. Лампочка горит вполнакала и вдруг вспыхивает неестественно ярко. Этот вздрагивающий больной свет и перепады дождя создают ощущение призрачности всего существования.
«Боженковские» тахта и письменный столик. Патефон с поднятой крышкой. Возле него в кресле-качалке хрупкая, тоненькая девушка О л я Г о р б а ч, которую мы знали как Соню. К креслу прислонены костыли. На стене портрет отца с матерью в далекие молодые годы. Л и н а крутит регулятор репродуктора-«тарелки». Хриплые, малоразборчивые звуки.
О л я. Не старайся, Линок. Брось.
Л и н а. В это время, Оленька, передают всякие приказы. Целый день кто-то сидит и придумывает, что бы еще, запретить.
О л я. Идиоты. Ждать и верить запретить нельзя.
За окном выстрелы. Лина, стремясь заглушить их, усиленно крутит регулятор.
(Сжавшись). Вот опять стреляют.
Л и н а (у окна). Показалось, Олюшка. Это хлопают ставни под ветром. На первом этаже. Октябрь. Ветер.
О л я. Раз-два, и нет человека…
Л и н а. Уверяю тебя, девочка, ставни!
О л я. Кого-то еще застрелили… Может быть, будущего Шостаковича или Чкалова? Вчера в парке была перестрелка. Говорят, выследили кого-то… Как раз когда ты отлучалась. Соседка снова видела тебя на Предмостной…
