С е р а ф и м а
Г е о л о г
С е р а ф и м а. Потому что — последняя.
Г е о л о г. Отец не вернулся?
С е р а ф и м а. Вернулся. Но только в сорок шестом. После целого года в госпитале. А еще через год умер.
Г е о л о г. Случилось с ним в самом конце войны?
С е р а ф и м а. Да, уже в Берлине. Всю войну — без единой царапины. Снайпером был. Вот — осталась от него книжечка.
Г е о л о г. Бухгалтером раньше работал?
С е р а ф и м а. Сварщиком-верхолазом. Три довоенные домны и шесть мартенов в Днепровске — все его.
Г е о л о г. А мать, какой она была?
С е р а ф и м а. О, из комсомолок в красных косынках! В такой вот косынке и завещала себя похоронить… Когда мне исполнилось двенадцать, пошла на стройку к отцу. Хорошо помню: он где-то на самом верху, весь в огненных брызгах сварки, а мама внизу, цепляет стальные листы к стреле крана.
Г е о л о г. Что, не хватало одного заработка в семье?
С е р а ф и м а. Вечная ее тема! Но теперь-то я понимаю: была у мамы совсем другая причина, чтобы пойти на такую работу.
Г е о л о г. Какая же?
С е р а ф и м а. Подрастала я. И смотрела на нее во все глаза.
Г е о л о г. Это что же, зависело от него?
С е р а ф и м а. Оставались дни, считанные дни. После четырех лет такого ада… Только однажды я осмелилась прямо спросить: «Отец, что тогда заставило тебя сделать это?» Он сказал: «Кто-то должен был, девочка, а в роте — одни мальчишки, кутята со школьной скамьи…» Ну отец и вырвал у кого-то связку гранат и пополз к этому доту у самого рейхстага.