- Мне пора, - сказала скромно. Он выдохнул, но настаивать на продолжении не стал. Умный.
- Когда мы увидимся? - спросил вместо этого.
- Завтра я занята, давай созвонимся послезавтра.
- Хорошо, - кивнул он и все-таки запечатлел еще один поцелуй, после чего я отбыла в свою скромную обитель.
Джек ждал меня у дверей и вид имел хмурый. Чтобы я не расслаблялась, изобразил буйный восторг, против которого невозможно устоять, и разорвал чулки. Я решила не расстраиваться, чулки все равно не мои, а Кэт. Однако, чтобы загладить вину, быстро переодевшись, отправилась с Джеки на улицу.
Телефон я на время свидания выключила, потому что весь день мне названивал Дереда с множеством литературных вопросов. Еще с утра я скинула ему небольшой конспект, приказав заучить его наизусть для того, чтобы иметь возможность поддержать хоть какой-то разговор.
Дереда решил, что ему надо не просто заучить конспект, но и довести меня до белого каления, потому и названивал. Понять его было можно: завтра день икс, состоится его знакомство с девушкой мечты, но я-то за что должна страдать?
Сейчас, прогуливаясь с Джеком по дворам, я смогла лицезреть, что Дереда звонил мне десять раз, а Марик два. Вот свалилась парочка на мою голову. Больше я додумать ничего не успела, потому что телефон ожил. Первым на линию пробился Дереда.
- Ну чего еще? - поинтересовалась я недовольно.
- Ты где пропадаешь?
- Имею я право на личную жизнь? У меня вообще-то работа есть, заниматься ей весьма трудно, когда тебе каждые десять минут звонят с вопросом “на фига мне знать, что такое пассионарность”?
- Ладно, не кипятись, хотя я всерьез не понимаю.
- Я же объясняла: ты должен показаться умным не только в литературе, но и в смежных науках. Лев Гумилев, введший этот термин, был сыном Анны Ахматовой, потому на него довольно легко перейти, не вызывая подозрений.
- Да к черту Гумилева, я вообще-то хотел сказать, что завтра заеду за тобой в семь, будь готова.
- Есть, шеф.
Он моей шутки не понял, серьезно попрощавшись, повесил трубку. Следом позвонил Марик. Гадая, что ему надо, я сняла трубку.
- А я Маркеса читаю, - обрадовал он меня, - сто лет одиночества.
- И как?
На мгновенье возникла пауза, потом Марик, кашлянув, сказал:
- В общем-то, ничего, правда, я уже запутался в этих Хосе и Аркадио.