— Заткнись! — огрызнулся я и с силой пнул подвернувшееся под ногу ведро. Ким предпочел не ввязываться в склоку, принял свою собачью позу и через секунду опять храпел.
— Алексей, правда, давай спать, — устало сказал Сергей.
— Хорошо, хорошо, — согласился я, лег прямо посреди комнаты, подложив под голову рюкзак.
Сергей закрыл дверь, и комната погрузилась в полную темноту, только тусклая полоска света пробивалась снизу. Я слышал, как он ворочался и кряхтел, пытаясь удобнее устроиться на отдых. Он затих. Прошло несколько минут, и мне в голову пришла неожиданная мысль.
— Сергей, — позвал я. — Сергей!
Он не отозвался.
— Сергей!
Ничего.
— Сергей! — Я повысил голос.
Раздался какой-то свистящий звук, и почти сразу в голову прилетело проклятое ведро, завертелось рядом на полу и успокоилось. Кто его бросил, не понял, и не стал выяснять. Тем более что озарившая меня мысль угасла как-то сама собой, и я уже не помнил, что именно хотел выяснить у Сергея.
— Все понятно, — проворчал я в темноту и почесал ушиб.
Обнял ведро, покрепче прижал его к груди. Уснул почти мгновенно, только промелькнула плохо оформленная незаконченная мысль, а может, и обрывок сна застрял в памяти…
Вот вроде бы все и прояснилось, встало на свои места, устроилось ровно на той полочке, на какой должно стоять. Только почему-то вместе с пониманием появилась острая неуверенность в правильности происходящего, или даже уже происшедшего. Не знаю, как правильно объяснить, это как отзвук мучавшей долгое время зубной боли, вроде уже и отпустило, но это не имеет ровным счетом никакого значения, поскольку ты вымотан до последнего предела и не можешь не только радоваться, но и вообще ничего. Осталась лишь звенящая пустота в черепе и страх, что все скоро повторится, а перенести подобный ужас еще раз! Нет! А что если где-то в прошлом я упустил нечто очень важное, первостепенное? Что если из-за этого упущения я вновь помимо своей воли сверну на старую колею и все повторится? Или еще хуже…. А что может быть хуже? Такая ерунда в голове. Такая ерунда.
Но что-то я должен был сделать, что-то осталось незаконченным, и пока эта заноза не выйдет из моего лба, я буду продолжать разрываться между тем, что уже было, и тем, что, возможно, никогда не случится.
…С этим ощущением я проснулся. С ощущением незаконченности текущего момента. Проснулся первым. Под дверью пропала полоска света. Наступил вечер. Хотелось поскорее развязаться с формальностями и добраться наконец до градирни. Любая задержка вызывала у меня дикое раздражение. Особенно бесило солнце, то, что после прошедших дождей вновь появилась нужда забиваться в норы и пережидать, когда испепеляющая звезда закатится за горизонт и даст короткую передышку на ночь.
Очень скоро я смогу не прятаться и дышать круглые сутки очищенным озонированным воздухом. На секунду я представил, как, когда-то спускаясь по длинным ступеням, увидел сумрачные улицы подземного города, увидел, как медленно отъезжают в стороны крышки люков, услышал, как работают фильтры….
Все это настолько ясно встало передо мной, что я не мог больше ни секунды лежать на бетонном полу и воображать, что в скором времени меня ожидает. Хотелось немедленно вскочить и бежать сломя голову из этого дикого места. Хотелось сию минуту оказаться дома и забыть происшедшее со мной, как хочется забыть дурной сон. Хотелось найти ту девушку, которой у меня не было; если не ее, так какую-нибудь другую, даже необязательно на нее похожую. Выбраться отсюда, насколько это возможно, быстро — выбраться.
Я сел, достал из кармана фонарик и стал ожесточенно работать рукояткой. Лучом света нашарил скрюченные на полу фигуры Сергея и Кима.
— Просыпайтесь! Живее просыпайтесь!
Оба отреагировали моментально. Я только в последний миг сообразил, насколько неразумно будить подобным образом двух вооруженных людей, у которых нервы на взводе. Автомат и два пистолетных ствола смотрели на меня. Я поспешил внести ясность в момент.